Неточные совпадения
Фрегат, со скрипом и стоном, переваливался с волны
на волну; берег, в
виду которого шли мы, зарылся в туманах.
Простоять в
виду берега, не имея возможности съехать
на него, гораздо скучнее, нежели пробыть месяц в море, не видя берегов.
Необозрим он, правда: зришь его не больше как миль
на шесть вокруг, а там спускается
на него горизонт в
виде довольно грязной занавески.
Из окон прекрасный
вид вниз,
на расположенные амфитеатром по берегу домы и
на рейд.
Но мы только что ступили
на подошву горы: дом консула недалеко от берега — прекрасные
виды еще были вверху.
Тут
на дверях висела связка каких-то незнакомых мне плодов, с
виду похожих
на огурцы средней величины.
Португальцы поставили носилки
на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный
вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были
на одном из уступов горы,
на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан;
на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Десерт состоял из апельсинов, варенья, бананов, гранат; еще были тут называемые по-английски кастард-эппльз (custard apples) плоды, похожие
видом и
на грушу, и
на яблоко, с белым мясом, с черными семенами. И эти были неспелые. Хозяева просили нас взять по нескольку плодов с собой и подержать их дня три-четыре и тогда уже есть. Мы так и сделали.
Я писал вам, как я был очарован островом (и вином тоже) Мадеры. Потом, когда она скрылась у нас из
вида, я немного разочаровался. Что это за путешествие
на Мадеру? От Испании рукой подать, всего каких-нибудь миль триста! Это госпиталь Европы.
Вытаскивали много отличной, вкусной рыбы, похожей
видом на леща; еще какой-то красной, потом плоской; разнообразие рыбных пород неистощимо.
Во всяком случае, с появлением англичан деятельность загорелась во всех частях колонии, торговая, военная, административная. Вскоре основали
на Кошачьей реке (Kat-river) поселение из готтентотов; в самой Кафрарии поселились миссионеры. Последние, однако ж, действовали не совсем добросовестно; они возбуждали и кафров, и готтентотов к восстанию, имея в
виду образовать из них один народ и обеспечить над ним свое господство.
Наши, то есть Посьет и Гошкевич, собрались идти
на гору посмотреть
виды, попытаться, если можно, снять их; доктор тоже ушел, вероятно, искать немцев.
Не успели мы расположиться в гостиной, как вдруг явились, вместо одной, две и даже две с половиною девицы: прежняя, потом сестра ее, такая же зрелая дева, и еще сестра, лет двенадцати. Ситцевое платье исчезло, вместо него появились кисейные спенсеры, с прозрачными рукавами, легкие из муслинь-де-лень юбки. Сверх того, у старшей была синева около глаз, а у второй
на носу и
на лбу по прыщику; у обеих
вид невинности
на лице.
Ужин, благодаря двойным стараниям Бена и барона, был если не отличный, то обильный. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в
виде пластырей, и которые англичане принимают внутрь, совсем загромоздили стол, так что виноград, фиги и миндаль стояли
на особом столе. Было весело. Бен много рассказывал, барон много ел, мы много слушали, Зеленый после десерта много дремал.
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный
вид на море,
на леса,
на пропасти,
на дальний горизонт неба,
на качающиеся вдали суда, что мы, в радости, перестали сердиться
на кучеров и велели дать им вина, в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Правда, с севера в иные дни несло жаром, но не таким, который нежит нервы, а духотой, паром, как из бани. Дожди иногда лились потоками, но нисколько не прохлаждали атмосферы, а только разводили сырость и мокроту. 13-го мая мы прошли в
виду необитаемого острова Рождества, похожего немного фигурой
на наш Гохланд.
Небо млело избытком жара, и по вечерам носились в нем, в
виде пыли, какие-то атомы, помрачавшие немного огнистые зори, как будто семена и зародыши жаркой производительной силы, которую так обильно лили здесь
на землю и воду солнечные лучи.
Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни
на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби.
Вид пролива и обоих берегов поразителен под лучами утреннего солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом, там как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
Утром рано стучится ко мне в каюту И. И. Бутаков и просовывает в полуотворенную дверь руку с каким-то темно-красным фруктом,
видом и величиной похожим
на небольшое яблоко. «Попробуйте», — говорит. Я разрезал плод: под красною мякотью скрывалась белая, кисло-сладкая сердцевина, состоящая из нескольких отделений с крупным зерном в каждом из них.
Европейцы ходят… как вы думаете, в чем? В полотняных шлемах! Эти шлемы совершенно похожи
на шлем Дон Кихота. Отчего же не видать соломенных шляп? чего бы, кажется, лучше: Манила так близка, а там превосходная солома. Но потом я опытом убедился, что солома слишком жидкая защита от здешнего солнца. Шлемы эти делаются двойные с пустотой внутри и маленьким отверстием для воздуха. Другие, особенно шкипера, носят соломенные шляпы, но обвивают поля и тулью ее белой материей, в
виде чалмы.
Но
вид этих бритых донельзя голов и лиц, голых, смугло-желтых тел, этих то старческих, то хотя и молодых, но гладких, мягких, лукавых, без выражения энергии и мужественности физиономий и, наконец, подробности образа жизни, семейный и внутренний быт, вышедший
на улицу, — все это очень своеобразно, но не привлекательно.
Большую часть награбленных товаров они сбывают здесь, являясь в
виде мирных купцов, а оружие и другие улики своего промысла прячут
на это время в какой-нибудь маленькой бухте ненаселенного острова.
Мы стали сбираться домой, обошли еще раз все комнаты, вышли
на идущие кругом дома галереи: что за
виды! какой пламенный закат! какой пожар
на горизонте! в какие краски оделись эти деревья и цветы! как жарко дышат они!
Поглядев
на великолепные домы набережной, вы непременно дорисуете мысленно
вид, который примет со временем и гора.
Ноги у всех более или менее изуродованы; а у которых «от невоспитания, от небрежности родителей» уцелели в природном
виде, те подделывают, под настоящую ногу, другую, искусственную, но такую маленькую, что решительно не могут ступить
на нее, и потому ходят с помощью прислужниц.
Табак очень тонок и волокнист, как лен, красно-желтого цвета, и напоминает немного вкусом турецкий, но только очень слаб, а
видом похож
на рыжие густые волосы.
«Так это Нагасаки!» — слышалось со всех сторон, когда стали
на якорь
на втором рейде, в
виду третьего, и все трубы направились
на местность, среди которой мы очутились.
Вот стоишь при входе
на второй рейд, у горы Паппенберг, и видишь море, но зато видишь только профиль мыса, заграждающего
вид на Нагасаки, видишь и узенькую бухту Кибач, всю.
Декорация бухты, рейда, со множеством лодок, странного города, с кучей сереньких домов, пролив с холмами, эта зелень, яркая
на близких, бледная
на дальних холмах, — все так гармонично, живописно, так непохоже
на действительность, что сомневаешься, не нарисован ли весь этот
вид, не взят ли целиком из волшебного балета?
Вода крутилась и кипела, ветер с воем мчал ее в
виде пыли, сек волны, которые, как стадо преследуемых животных, метались
на прибрежные каменья, потом
на берег, затопляя
на мгновение хижины, батареи, плетни и палисады.
Шелковые галстухи, лайковые перчатки — все были в каких-то чрезвычайно ровных, круглых и очень недурных пятнах, разных
видов, смотря по цвету, например
на белых перчатках были зеленоватые пятна,
на палевых оранжевые,
на коричневых масака и так далее: все от морской сырости.
Они привезли провизию и, между прочим, больших круглых раков,
видом похожих
на пауков.
Только с восточной стороны,
на самой бахроме, так сказать, берега, японцы протоптали тропинки да поставили батарею, которую, по обыкновению, и завесили, а вершину усадили редким сосняком, отчего вся гора, как я писал, имеет
вид головы,
на которой волосы встали дыбом.
Комедия с этими японцами, совершенное представление
на нагасакском рейде! Только что пробило восемь склянок и подняли флаг, как появились переводчики, за ними и оппер-баниосы, Хагивари, Саброски и еще другой, робкий и невзрачный с
виду. Они допрашивали, не недовольны ли мы чем-нибудь? потом попросили видеться с адмиралом. По обыкновению, все уселись в его каюте, и воцарилось глубокое молчание.
Saddle Islands значит Седельные острова: видно уж по этому, что тут хозяйничали англичане. Во время китайской войны английские военные суда тоже стояли здесь. Я вижу берег теперь из окна моей каюты: это целая группа островков и камней, вроде знаков препинания; они и
на карте показаны в
виде точек. Они бесплодны, как большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и — чего бы вы думали? — нарциссов!
У него
на плечах лежит бамбуковое коромысло, которое держит две дощечки, в
виде весов, и
на дощечках лежат две кучи красиво сложенных серых кирпичей.
Я сначала не вдруг понял, что значат эти длинные связки, которые китайцы таскают в руках, чрез плечо и
на шее, в
виде ожерелья.
Наш хозяин, Дональд, конечно плюгавейший из англичан, вероятно нищий в Англии, иначе как решиться отправиться
на чужую почву заводить трактир, без
видов на успех, — и этот Дональд, сказывал Тихменев, так бил одного из китайцев, слуг своего трактира, что «меня даже жалость взяла», — прибавил добрый Петр Александрович.
Оттуда мы вышли в слободку, окружающую док, и по узенькой улице, наполненной лавчонками, дымящимися харчевнями, толпящимся, продающим, покупающим народом, вышли
на речку, прошли чрез съестной рынок, кое-где останавливаясь. Видели какие-то неизвестные нам фрукты или овощи, темные, сухие, немного похожие
видом на каштаны, но с рожками. Отец Аввакум указал еще
на орехи, называя их «водяными грушами».
А это — была не рыба, как мне показалось сначала, а какая-то тесьма,
видом похожая
на вязигу.
Утром 4-го января фрегат принял праздничный
вид: вымытая, вытертая песком и камнями, в ущерб моему ночному спокойствию, палуба белела, как полотно; медь ярко горела
на солнце; снасти уложены были красивыми бухтами, из которых в одной поместился общий баловень наш, кот Васька.
Так называется похожий с
виду на фортепьяно японский музыкальный инструмент, вроде гуслей,
на которых играют японки.
Возьмите путешествие Базиля Галля (в 1816 г.): он в числе первых посетил Ликейские острова, и взгляните
на приложенную к книге картинку,
вид острова: это именно тот, где мы пристали.
Мы вошли
на гору, окинули взглядом все пространство и молчали, теряясь в красоте и разнообразии
видов.
Проехав множество улиц, замков, домов, я выехал в другие ворота крепости, ко взморью, и успел составить только пока заключение, что испанский город — город большой, город сонный и город очень опрятный. Едучи туда, я думал, правду сказать, что
на меня повеет дух падшей, обедневшей державы, что я увижу запустение, отсутствие строгости, порядка — словом, поэзию разорения, но меня удивил
вид благоустроенности, чистоты: везде видны следы заботливости, даже обилия.
Вообще они грубее
видом и приемами японцев и ликейцев, несмотря
на то что у всех одна цивилизация — китайская.
Они успокоились, когда мы вышли через узенькие переулки в поле и стали подниматься
на холмы. Большая часть последовала за нами. Они стали тут очень услужливы, указывали удобные тропинки, рвали нам цветы, показывали хорошие
виды.
На одном берегу собралось множество народа; некоторые просили знаками наших пристать, показывая какую-то бумагу, и когда они пристали, то корейцы бумаги не дали, а привели одного мужчину, положили его
на землю и начали бить какой-то палкой в
виде лопатки.
Прибыль и убыль в этих водах также не подвергнута пока контролю мореплавателей, и оттого мы частенько становились
на мель в
виду какого-нибудь мыса или скалы.
Проберешься ли цело и невредимо среди всех этих искушений? Оттого мы задумчиво и нерешительно смотрели
на берег и не торопились покидать гостеприимную шкуну. Бог знает, долго ли бы мы просидели
на ней в
виду красивых утесов, если б нам не были сказаны следующие слова: «Господа! завтра шкуна отправляется в Камчатку, и потому сегодня извольте перебраться с нее», а куда — не сказано. Разумелось,
на берег.