Неточные совпадения
«Да как вы там будете ходить — качает?» — спрашивали люди, которые
находят, что если заказать карету не
у такого-то каретника, так уж в ней качает.
Один из новых писателей о Капской колонии, Торнли Смит (Thornley Smith),
находит у бушменов сходство с Плиниевыми троглодитами, которые жили в землянках, питались змеями и вместо явственной речи издавали глухое ворчанье.
Если прибегнешь за справками к путешественникам,
найдешь у каждого ту же разноголосицу показаний, и все они верны, каждое своему моменту, именно моменту, потому что здесь все изменяется не по дням, а по часам.
Мы заглянули в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет.
У стен идут постели рядом, на широких досках, устроенных, как
у нас полати в избах, только ниже. Там мы
нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это
у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
Роскошь старается, чтоб
у меня было то, чего не можете иметь вы; комфорт, напротив, требует, чтоб я
у вас
нашел то, что привык видеть
у себя.
Но глаз — несмотря на все разнообразие лиц и пестроту костюмов, на наготу и разноцветность тел, на стройность и грацию индийцев, на суетливых желтоватых китайцев, на коричневых малайцев,
у которых рот, от беспрерывной жвачки бетеля, похож на трубку, из которой лет десять курили жуковский табак, на груды товаров, фруктов, на богатую и яркую зелень, несмотря на все это, или, пожалуй, смотря на все, глаз скоро утомляется, ищет чего-то и не
находит: в этой толпе нет самой живой ее половины, ее цвета, роскоши — женщин.
Голова вся бритая, как и лицо, только с затылка волосы подняты кверху и зачесаны в узенькую, коротенькую, как будто отрубленную косичку, крепко лежавшую на самой маковке. Сколько хлопот за такой хитрой и безобразной прической! За поясом
у одного, старшего, заткнуты были две сабли, одна короче другой. Мы попросили показать и
нашли превосходные клинки.
Они
находят выгоднее строить европейцам дворцы, копать землю, не все для одного посева, как
у себя в Китае, а работать на судах, быть приказчиками и, наконец, торговать самим.
Утром поздно уже, переспав два раза срок, путешественник вдруг освобождает с трудом голову из-под спуда подушек, вскакивает, с прической а l’imbecile [как
у помешанного — фр.], и дико озирается по сторонам, думая: «Что это за деревья, откуда они взялись и зачем он сам тут?» Очнувшись, шарит около себя, ища картуза, и видит, что в него вместо головы угодила нога, или ощупывает его под собой, а иногда и вовсе не
находит.
Если
у кого-нибудь из вас есть дедовский дом, убранный по-старинному, вы
найдете там образцы этой мозаической мебели.
После обеда адмирал подал Кавадзи золотые часы; «к цепочке, которую вам сейчас подарили», — добавил он. Кавадзи был в восторге: он еще и в заседаниях как будто напрашивался на такой подарок и все показывал свои толстые, неуклюжие серебряные часы, каких
у нас не
найдешь теперь даже
у деревенского дьячка. Тсутсую подарили часы поменьше, тоже золотые, и два куска шелковой материи. Прочим двум по куску материи.
Мы ходили из лавки в лавку, купили несколько пачек сигар — оказались дрянные. Спрашивали, по поручению одного из товарищей, оставшихся на фрегате, нюхательного табаку — нам сказали, что во всей Маниле нельзя
найти ни одного фунта. Нас все потчевали европейскими изделиями: сукнами, шелковыми и другими материями, часами, цепочками; особенно француз в мебельном магазине так приставал, чтоб купили
у него цепочку, как будто от этого зависело все его благополучие.
«Вот скорпионы — другое дело, — говорил Демьен, — c’est tres mauvais, я часто
находил их
у себя в кухне: с дровами привозили.
Кто-то искал счастья по всему миру и
нашел же его, воротясь,
у своего изголовья.
А провожатый мой все шептал мне, отворотясь в сторону, что надо прийти «прямо и просто», а куда — все не говорил, прибавил только свое: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — «Да не надо ли подарить кого-нибудь?» — сказал я ему наконец, выведенный из терпения. «Non, non, — сильно заговорил он, — но вы знаете сами, злоупотребления, строгости… но это ничего; вы можете все достать… вас принимал
у себя губернатор — оно так, я видел вас там; но все-таки надо прийти… просто: vous comprenez?» — «Я приду сюда вечером, — сказал я решительно, устав слушать эту болтовню, — и надеюсь
найти сигары всех сортов…» — «Кроме первого сорта гаванской свертки», — прибавил чиновник и сказал что-то тагалу по-испански…
Искали все глубокой, показанной
у Броутона бухты, но под той широтой, под которой она
у него назначена, не
нашли.
У русских можно
найти хлеб; родятся овощи, капуста, морковь, картофель, брюква, кое-где есть коровы; можно иметь и молоко, сливки, также рыбу, похожую на сиги.
Отчего Егор Петрович Бушков живет на Ичугей-Муранской станции, отчего нанимается
у якута и живет с ним в юрте — это его тайны, к которым я ключа не
нашел.
Я пригласил его пить чай. «
У нас чаю и сахару нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем нет?» — «Всего раза на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду
находить препятствия. «Давно ли я видел
у тебя много сахару и чаю?» — заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «Без комплиментов! давай что есть!»
Приезжаете на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь
у очага,
находите летом лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу леса, едете по руслу рек, горных потоков,
у подошвы гор или взбираетесь на утесы по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
«Где же страшный, почти неодолимый путь?» — спрашиваете вы себя, проехавши тысячу двести верст: везде станции, лошади, в некоторых пунктах, как, например, на реке Мае,
найдете свежее мясо, дичь, а молоко и овощи, то есть капусту, морковь и т. п., везде;
у агентов Американской компании чай и сахар.
Три дня ждали их, и когда прояснилось небо, их
нашли у дверей юрты.
Не указываю вам других авторитетов, важнее, например, книги барона Врангеля: вы давным-давно знаете ее; прибавлю только, что имя этого писателя и путешественника живо сохраняется в памяти сибиряков, а книгу его непременно
найдете в Сибири
у всех образованных людей.
Много ужасных драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни, тот
найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений
у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Неточные совпадения
Только трех Матрен // Да Луку с Петром // Помяну добром. //
У Луки с Петром // Табачку нюхнем, // А
у трех Матрен // Провиант
найдем.
Чу! конь стучит копытами, // Чу, сбруя золоченая // Звенит… еще беда! // Ребята испугалися, // По избам разбежалися, //
У окон заметалися // Старухи, старики. // Бежит деревней староста, // Стучит в окошки палочкой. // Бежит в поля, луга. // Собрал народ: идут — кряхтят! // Беда! Господь прогневался, //
Наслал гостей непрошеных, // Неправедных судей! // Знать, деньги издержалися, // Сапожки притопталися, // Знать, голод разобрал!..
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я // Делами и теперь. // А перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр! перед Последышем // Последний человек! //
У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не
найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка,
находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не делала; чего только он
у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что
у Бога просишь опять столбняка.
Скотинин. Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц
у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли
у меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок особливый, то жене
найду светелку.