Неточные совпадения
Мы воротились
к станции,
к такому же, как и прочие, низенькому дому с цветником.
У смотрителя
станции тоже чисто, просторно;
к русским печам здесь прибавили якутские камины, или чувалы: от такого русско-якутского тепла, пожалуй, вопреки пословице, «заломит и кости».
Но погода стала портиться: подул холодок, когда мы в темноте пристали
к станции и у пылавшего костра застали якутов и русских мужиков и баб; последние очень красивы, особенно одна девушка, лет шестнадцати.
Печальный, пустынный и скудный край! Как ни пробуют, хлеб все плохо родится. Дальше,
к Якутску, говорят, лучше: и население гуще, и хлеб богаче, порядка и труда больше. Не знаю; посмотрим. А тут, как поглядишь, нет даже сенокосов; от болот топко; сена мало, и скот пропадает. Овощи родятся очень хорошо, и на всякой
станции, начиная от Нелькана, можно найти капусту, морковь, картофель и проч.
И это повторяется каждую ночь, когда подъезжаем
к станции.
Отчего Егор Петрович Бушков живет на Ичугей-Муранской
станции, отчего нанимается у якута и живет с ним в юрте — это его тайны,
к которым я ключа не нашел.
Когда я подскакал на двух тройках
к Ыргалахской
станции, с противоположной стороны подскакала другая тройка; я еще издали видел, как она неслась.
Это обстоятельство осталось, однако ж, без объяснения: может быть, он сделал это по привычке встречать проезжих, а может быть, и с целью щегольнуть дворянством и шпагой. Я узнал только, что он тут не живет, а остановился на ночлег и завтра едет дальше,
к своей должности, на какую-то
станцию.
Что нам известно о хлебопашестве в этом углу Сибири, который причислен, кажется, так, из снихождения,
к жилым местам,
к Якутской области? что оно не удается, невозможно; а между тем на самых свежих и новых поселениях, на реке Мае, при выходе нашем из лодки на
станции, нам первые бросались в глаза огороды и снопы хлеба, на первый раз ячменя и конопли.
«Где же вы бывали?» — спрашивал я одного из них. «В разных местах, — сказал он, — и
к северу, и
к югу, за тысячу верст, за полторы, за три». — «Кто ж живет в тех местах, например
к северу?» — «Не живет никто, а кочуют якуты, тунгусы, чукчи. Ездят по этим дорогам верхом, большею частью на одних и тех же лошадях или на оленях. По колымскому и другим пустынным трактам есть, пожалуй, и
станции, но какие расстояния между ними: верст по четыреста, небольшие — всего по двести верст!»
Кажется, я миновал дурную дорогу и не «хлебных» лошадей. «Тут уж пойдут натуральные кони и дорога торная, особенно от Киренска
к Иркутску», — говорят мне. Натуральные — значит привыкшие, приученные, а не сборные. «Где староста?» — спросишь, приехав на
станцию… «Коней ладит, барин. Эй, ребята! заревите или гаркните (то есть позовите) старосту», — говорят потом.
В Киренске я запасся только хлебом
к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе
к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь
к станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало лошадей. На
станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Неточные совпадения
«Так и я, и Петр, и кучер Федор, и этот купец, и все те люди, которые живут там по Волге, куда приглашают эти объявления, и везде, и всегда», думала она, когда уже подъехала
к низкому строению Нижегородской
станции и
к ней навстречу выбежали артельщики.
— Ты поди, душенька,
к ним, — обратилась Кити
к сестре, — и займи их. Они видели Стиву на
станции, он здоров. А я побегу
к Мите. Как на беду, не кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И она, чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла в детскую.
Они вместе вышли. Вронский шел впереди с матерью. Сзади шла Каренина с братом. У выхода
к Вронскому подошел догнавший его начальник
станции.
Она поднялась и опомнилась; она поняла, что подъехали
к станции и что это был кондуктор.
Не зная, когда ему можно будет выехать из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не было дома, когда Катавасов и Сергей Иванович на тарантасике, взятом на
станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали
к крыльцу Покровского дома. Кити, сидевшая на балконе с отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.