Неточные совпадения
Потом, вникая в устройство судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется с морем и носит в
себе пропасть средств
к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
Вот
к этому я не могу прибрать ключа; не знаю, что будет дальше: может быть, он найдется сам
собою.
Это описание достойно времен кошихинских, скажете вы, и будете правы, как и я буду прав, сказав, что об Англии и англичанах мне писать нечего, разве вскользь, говоря о
себе, когда придется
к слову.
Чем смотреть на сфинксы и обелиски, мне лучше нравится простоять целый час на перекрестке и смотреть, как встретятся два англичанина, сначала попробуют оторвать друг у друга руку, потом осведомятся взаимно о здоровье и пожелают один другому всякого благополучия; смотреть их походку или какую-то иноходь, и эту важность до комизма на лице, выражение глубокого уважения
к самому
себе, некоторого презрения или, по крайней мере, холодности
к другому, но благоговения
к толпе, то есть
к обществу.
Но зато есть щели, куда не всегда протеснится сила закона, где бессильно и общественное мнение, где люди находят способ обойтись без этих важных посредников и ведаются сами
собой: вот там-то машина общего движения оказывается неприложимою
к мелким, индивидуальным размерам и колеса ее вертятся на воздухе.
Он просыпается по будильнику. Умывшись посредством машинки и надев вымытое паром белье, он садится
к столу, кладет ноги в назначенный для того ящик, обитый мехом, и готовит
себе, с помощью пара же, в три секунды бифштекс или котлету и запивает чаем, потом принимается за газету. Это тоже удобство — одолеть лист «Times» или «Herald»: иначе он будет глух и нем целый день.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает
к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с
себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами
к Пасхе, столько-то раздать у
себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза.
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули
к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила
собой и небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
К крышке ее приделана посредине толстая жердь, которую проводники кладут
себе на плечи.
Переход от качки и холода
к покою и теплу был так ощутителен, что я с радости не читал и не писал, позволял
себе только мечтать — о чем? о Петербурге, о Москве, о вас? Нет, сознаюсь, мечты опережали корабль. Индия, Манила, Сандвичевы острова — все это вертелось у меня в голове, как у пьяного неясные лица его собеседников.
И так однажды с марса закричал матрос: «Большая рыба идет!»
К купальщикам тихо подкрадывалась акула; их всех выгнали из воды, а акуле сначала бросили бараньи внутренности, которые она мгновенно проглотила, а потом кольнули ее острогой, и она ушла под киль, оставив следом по
себе кровавое пятно.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про
себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут
к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
А этот молодой человек, — продолжал доктор, указывая на другого джентльмена, недурного
собой, с усиками, — замечателен тем, что он очень богат, а между тем служит в военной службе, просто из страсти
к приключениям».
В других местах, куда являлись белые с трудом и волею, подвиг вел за
собой почти немедленное вознаграждение: едва успевали они миролюбиво или силой оружия завязывать сношения с жителями, как начиналась торговля, размен произведений, и победители, в самом начале завоевания, могли удовлетворить по крайней мере своей страсти
к приобретению.
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение
к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства и, кажется, могли бы выбрать сами
себе место жительства и промысл.
Кафры приносили слоновую кость, страусовые перья, звериные кожи и взамен кроме необходимых полевых орудий, разных ремесленных инструментов, одежд получали,
к сожалению, порох и крепкие напитки. Новые пришельцы приобрели значительные земли и поcвятили
себя особой отрасли промышленности — овцеводству. Они облагородили грубую туземную овцу: успех превзошел ожидания, и явилась новая, до тех пор неизвестная статья торговли — шерсть.
Некоторые племена покорились тотчас же, объявив
себя подданными английской короны и обещая содействовать
к прекращению беспорядков на границе, другие отступали далее.
Кое-что в нем окрепло и выработалось: он любит и отлично знает свое дело, серьезно понимает и исполняет обязанности, строг
к самому
себе и в приличиях — это возмужалость.
Они выработают
себе, сколько надо, чтоб прожить немного на свободе, и уходят;
к постоянной работе не склонны, шатаются, пьянствуют, пока крайность не принудит их опять
к работе».
Мы изредка менялись между
собою словом и с робостью перебегали глазами от утеса
к утесу, от пропасти
к пропасти.
Один молодой, умывшись, взял какой-то старый грязный платок, разостлал его перед
собой и, обратясь на запад,
к Мекке, начал творить земные поклоны.
Мы велели ему вести
себя на холм
к губернаторскому дому.
Мы посидели до вечера в отеле, беседуя с седым американским шкипером, который подсел
к нам и разговорился о
себе. Он смолоду странствует по морям.
Задача всемирной торговли и состоит в том, чтоб удешевить эти предметы, сделать доступными везде и всюду те средства и удобства,
к которым человек привык у
себя дома.
Китайцы и индийцы, кажется, сообща приложили каждый свой вкус
к постройке и украшениям здания: оттого никак нельзя, глядя на эту груду камней, мишурного золота, полинялых тканей, с примесью живых цветов, составить
себе идею о стиле здания и украшений.
Мы прошли около всех этих торговых зданий, пакгаузов, вошли немного на холм,
к кустам, под тень пальм. «Ах, если б напиться!» — говорили мы — но чего? Тут берег пустой и только что разработывается.
К счастью, наши матросы накупили
себе ананасов и поделились с нами, вырезывая так искусно средину спиралью, что любому китайцу впору.
Посьет сел потом в паланкин и велел нести
себя к какому-то банкиру, а я отправился дальше по улице
к великолепным, построенным четырехугольником, казармам.
Баба-Городзаймон, наклонясь немного
к Льоде и втягивая в
себя воздух, начал говорить шепотом, скоро и долго.
Японцы приезжали от губернатора сказать, что он не может совсем снять лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков, у берега, отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что если это сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить
собою средний проход
к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
Мы очень разнообразили время в своем клубе: один писал, другой читал, кто рассказывал, кто молча курил и слушал, но все жались
к камину, потому что как ни красиво было небо, как ни ясны ночи, а зима давала
себя чувствовать, особенно в здешних домах.
К вечеру мы завидели наши качающиеся на рейде суда, а часов в семь бросили якорь и были у
себя — дома. Дома! Что называется иногда домом? Какая насмешка!
Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с
себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут — как добраться до истины? все средства
к обману на их стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный заболел в дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., — поверить их невозможно.
Словом, только внешние чрезвычайные обстоятельства, как я сказал прежде, могут потрясти их систему, хотя народ сам по
себе и способен
к реформам.
Адмирал не взял на
себя труда догадываться, зачем это, тем более что японцы верят в счастливые и несчастливые дни, и согласился лучше поехать
к ним, лишь бы за пустяками не медлить, а заняться делом.
Но теперь он продолжал приветствия
К. Н. Посьету, взявшему на
себя труд быть переводчиком, наконец, всем офицерам.
Долго заставили
себя ждать полномочные. Мы уж давно расхаживали по юту и по шканцам, раза по два бегали
к камбузу съесть по горячему пирожку или по котлетке, а их все нет!
Кто учил этих детей природы строить? невольно спросишь
себя: здесь никто не был; каких-нибудь сорок лет назад узнали о их существовании и в первый раз заглянули
к ним люди, умеющие строить такие мосты; сами они нигде не были.
Вы лучше подождите, — заключил я, — когда учредятся европейские фактории, которые, конечно, выговорят
себе право отправлять дома богослужение, и вы сначала везите священные книги и предметы в эти фактории, чего японцы par le temps qui court запретить уже не могут, а от них исподволь, понемногу, перейдут они
к японцам».
На другой день мы отправились на берег с визитами, сначала
к американским офицерам, которые заняли для
себя и для матросов — не знаю как, посредством ли покупки или просто «покровительства», — препорядочный домик и большой огород с сладким картофелем, таро, горохом и табаком.
Некоторые, при наших вопросах, переговорят между
собою, и вот один пойдет вперед и выведет нас
к морю.
После довольно продолжительной конференции наконец сочинили пять слов, которые долженствовали заключать в
себе вопрос: «Где здесь французская отель?» С этим обратились мы
к солдату, праздно стоявшему в тени какого-то желтого здания, похожего на казармы.
Молодые мои спутники не очень, однако ж, смущались шумом; они останавливались перед некоторыми работницами и ухитрялись как-то не только говорить между
собою, но и слышать друг друга. Я хотел было что-то спросить у Кармена, но не слыхал и сам, что сказал.
К этому еще вдобавок в зале разливался запах какого-то масла, конечно табачного, довольно неприятный.
Пропев, он обратился было
к своим мирным занятиям, начал искать около
себя на полу, чего бы поклевать, и поскреб раза два землю ногой.
Кучер мой, по обыкновению всех кучеров в мире, побежал в деревенскую лавочку съесть или выпить чего-нибудь, пока я бродил по ручью. Я воротился — его нет; около коляски собрались мальчишки, нищие и так
себе тагалы с петухами под мышкой. Я доехал до речки и воротился в Манилу,
к дворцу, на музыку.
Мне несколько неловко было ехать на фабрику банкира: я не был у него самого даже с визитом, несмотря на его желание видеть всех нас как можно чаще у
себя; а не был потому, что за визитом неминуемо следуют приглашения
к обеду, за который садятся в пять часов, именно тогда, когда настает в Маниле лучшая пора глотать не мясо, не дичь, а здешний воздух, когда надо ехать в поля, на взморье, гулять по цветущим зеленым окрестностям — словом, жить.
Но прежде надо зайти на Батан, дать знать шкуне, чтоб она не ждала фрегата там, а шла бы далее,
к северу. Мы все лавировали
к Батану; ветер воет во всю мочь, так что я у
себя не мог спать: затворишься — душно, отворишь вполовину дверь — шумит как в лесу.
Сегодня положено обедать на берегу. В воздухе невозмутимая тишина и нестерпимый жар. Чем ближе подъезжаешь
к берегу, тем сильнее пахнет гнилью от сырых кораллов, разбросанных по берегу и затопляемых приливом. Запах этот вместе с кораллами перенесли и на фрегат. Все натащили
себе их кучи. Фаддеев приводит меня в отчаяние: он каждый раз приносит мне раковины; улитки околевают и гниют. Хоть вон беги из каюты!
Еще известно, что китайцы и корейцы уговорились оставить некоторое количество земель между обоими государствами незаселенными, чтоб избежать близкого между
собою соседства и вместе с тем всяких поводов
к неприятным столкновениям и несогласиям обоих народов.
У него сознание это происходит не из свободного стремления содействовать общему благу и проистекающего от того чувства любви и благодарности
к той власти, которая несет на
себе заботы об этом благе.