Неточные совпадения
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас
много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя
заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Но в это утро, в половине марта, кусты протеа глядели веселее, зелень казалась зеленее, так что немецкий спутник наш
заметил, что тут должно быть
много «скотства».
Но я всегда в этих случаях
замечал, что он придает слишком
много значения глаголу «смотреть».
Я видел наконец японских дам: те же юбки, как и у мужчин, закрывающие горло кофты, только не бритая голова, и у тех, которые попорядочнее, сзади булавка поддерживает косу. Все они смуглянки, и куда нехороши собой! Говорят, они нескромно ведут себя — не знаю, не видал и не хочу чернить репутации японских женщин. Их нынче
много ездит около фрегата: все некрасивые, чернозубые; большею частью смотрят
смело и смеются; а те из них, которые получше собой и понаряднее одеты, прикрываются веером.
— Кто это вам сказал? —
заметил я, — как женщин нет: plenty (
много)! Да вы женаты?
— «Как же можно есть неизвестные растения? —
заметил я, — ведь здесь
много ядовитых».
«А кокосы напрасно не взял, —
заметил я ему, — в самом деле можно бы выгодно продать…» — «Оно точно, кабы взять штук сто, так бы денег можно было
много выручить», — сказал Иван, принявший серьезно мое замечание.
Мужики стали просить подождать до луны, иначе темно ехать, говорили они: трудно,
много мелей.
«Извольте видеть, доложу вам, — начал он, — сей год вода-то очень низка: оттого
много островов и
мелей; где прежде прямиком ехали, тут едут между островами».
Я пригласил его пить чай. «У нас чаю и сахару нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем нет?» — «Всего раза на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя
много сахару и чаю?» —
заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «Без комплиментов! давай что есть!»
Что касается меня, я нашел
много живости и разговоров на обедах; недоверия не
заметил: все кушают с большою доверчивостью и говорят без умолку.
Чичиков не замечал их и даже не
заметил многих тоненьких чиновников с тросточками, которые, вероятно сделавши прогулку за городом, возвращались домой.
Но если он держал себя не хуже прежнего, то глаза, которые смотрели на него, были расположены
замечать многое, чего и не могли бы видеть никакие другие глава, — да, никакие другие не могли бы заметить: сам Лопухов, которого Марья Алексевна признала рожденным идти по откупной части, удивлялся непринужденности, которая ни на один миг не изменила Кирсанову, и получал как теоретик большое удовольствие от наблюдений, против воли заинтересовавших его психологическою замечательностью этого явления с научной точки зрения.
Занятая призванием Червева, княгиня не
замечала многого, на что во всякое другое время она, наверно, обратила бы свое внимание. Упущения этого рода особенно выражались по отношению к княжне Анастасии, которая, не входя в интересы матери и не понимая ее хлопот и нетерпения, находила в это время свой дом особенно скучным. На свет, конечно, нельзя было жаловаться, свет не отрекался от княгини и посещал ее, но княжне этого было мало: ей хотелось предаться ему всем своим существом.
Дружеское сближение Бахтиарова с Масуровым
заметили многие, и многие угадали настоящую причину: это были по преимуществу дамы, которые, как известно, в подобных случаях обнаруживают необыкновенное любопытство и невыразимую сметливость.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем,
много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Носила я Демидушку // По поженкам… лелеяла… // Да взъелася свекровь, // Как зыкнула, как рыкнула: // «Оставь его у дедушки, // Не
много с ним нажнешь!» // Запугана, заругана, // Перечить не
посмела я, // Оставила дитя.
Как ни были забиты обыватели, но и они восчувствовали. До сих пор разрушались только дела рук человеческих, теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного.
Многие разинули рты, чтоб возроптать, но он даже не
заметил этого колебания, а только как бы удивился, зачем люди мешкают.
Русская девушка ухаживала за мадам Шталь и, кроме того, как
замечала Кити, сходилась со всеми тяжело-больными, которых было
много на водах, и самым натуральным образом ухаживала зa ними.
Чем больше он узнавал брата, тем более
замечал, что и Сергей Иванович и
многие другие деятели для общего блага не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.