Но пока она будет держаться нынешней своей системы, увертываясь от влияния иностранцев, уступая им кое-что и держа своих по-прежнему
в страхе, не позволяя им брать без позволения даже пустой бутылки, она еще будет жить старыми своими началами, старой религией, простотой нравов, скромностью и умеренностью образа жизни.
Адмирал не хотел, однако ж, напрасно держать их
в страхе: он предполагал объявить им, что мы воротимся не прежде весны, но только хотел сказать это уходя, чтобы они не делали возражений. Оттого им послали объявить об этом, когда мы уже снимались с якоря. На прощанье Тсутсуй и губернаторы прислали еще недосланные подарки, первый бездну ящиков адмиралу, Посьету, капитану и мне, вторые — живности и зелени для всех.
А в других местах было или совсем пусто по берегам, или жители, завидев, особенно ночью, извергаемый пароходом дым и мириады искр,
в страхе бежали дальше и прятались, так что приходилось голодным плавателям самим входить в их жилища и хозяйничать, брать провизию и оставлять бусы, зеркальца и тому подобные предметы взамен.
Неточные совпадения
Действительность, как туча, приближалась все грозней и грозней; душу посещал и мелочной
страх, когда я углублялся
в подробный анализ предстоящего вояжа.
Казалось, все
страхи, как мечты, улеглись: вперед манил простор и ряд неиспытанных наслаждений. Грудь дышала свободно, навстречу веяло уже югом, манили голубые небеса и воды. Но вдруг за этою перспективой возникало опять грозное привидение и росло по мере того, как я вдавался
в путь. Это привидение была мысль: какая обязанность лежит на грамотном путешественнике перед соотечественниками, перед обществом, которое следит за плавателями?
С последним лучом солнца по высотам загорелись огни и нитями опоясали вершины холмов, унизали берега — словом, нельзя было нарочно зажечь иллюминации великолепнее
в честь гостей, какую японцы зажгли из
страха, что вот сейчас, того гляди, гости нападут на них.
Так, их переводчик Садагора — который
страх как походил на пожилую девушку с своей седой косой, недоставало только очков и чулка
в руках, — молчал, когда говорил Льода, а когда Льоды не было, говорил Садагора, а молчал Нарабайоси и т. д.
Впрочем,
в их уважении к старшим я не заметил
страха или подобострастия: это делается у них как-то проще, искреннее, с теплотой, почти, можно сказать, с любовью, и оттого это не неприятно видеть.
Так и есть:
страх сильно может действовать. Вчера, второго сентября, послали записку к японцам с извещением, что если не явятся баниосы, то один из офицеров послан будет за ними
в город. Поздно вечером приехал переводчик сказать, что баниосы завтра будут
в 12 часов.
Немногие встречные и, между прочим, один доктор или бонз, с бритой головой,
в халате из травяного холста, торопливо шли мимо, а если мы пристально вглядывались
в них, они, с выражением величайшей покорности, а больше, кажется,
страха, кланялись почти до земли и спешили дальше.
Видно, землетрясения не шутят здесь и всех держат
в постоянном
страхе.
Всюду, и
в мелочах, систематическая ложь и скрытность, основанная на постоянном
страхе, чтоб не проложили пути
в Японию.
Помню еще теперь минуту комического
страха, которую я испытал, впрочем, напрасно, когда, отойдя на шкуне с версту от фрегата, мы стали на мель
в устье Амурского лимана.
И
страх, и опасность, и гибель — все уложилось
в одну эту минуту!
Наконец, третье действие — это возвращение путешественников, тоже под
страхом и опасностями своего рода, разными путями
в Россию…
Но я хотел бы перенести эти желания и надежды
в сердца моих читателей — и — если представится им случай идти (помните: «идти», а не «ехать») на корабле
в отдаленные страны — предложить совет: ловить этот случай, не слушая никаких преждевременных
страхов и сомнений.
Русский священник
в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал речь,
в которой остерегал от этих
страхов. Он исчислил опасности, какие можем мы встретить на море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит
страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и
страхи на другие».
Неточные совпадения
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек!
В жисть не был
в присутствии такой важной персоны, чуть не умер со
страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой
в рассуждении чина?
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так он и
в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло
страхом.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова.
Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Читая эти письма, Грустилов приходил
в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой,
страх чертей — все это производило
в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался
в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
Так, например, наверное обнаружилось бы, что происхождение этой легенды чисто административное и что Баба-яга была не кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения
в обывателях спасительного
страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца поевши".