Неточные совпадения
В это
время К. И. Лосев вошел
в каюту. Я стал рассказывать о
своем горе.
По крайней мере со мной, а с вами, конечно, и подавно, всегда так было: когда фальшивые и ненормальные явления и ощущения освобождали душу хоть на
время от
своего ига, когда глаза, привыкшие к стройности улиц и зданий, на минуту, случайно, падали на первый болотный луг, на крутой обрыв берега, всматривались
в чащу соснового леса с песчаной почвой, — как полюбишь каждую кочку, песчаный косогор и поросшую мелким кустарником рытвину!
Макомо старался взбунтовать готтентотских поселенцев против европейцев и был,
в 1833 году, оттеснен с
своим племенем за реку
в то
время, когда еще хлеб был на корню и племя оставалось без продовольствия.
Наконец и те, и другие утомились: европейцы — потерей людей,
времени и денег, кафры теряли
свои места, их оттесняли от их деревень, которые были выжигаемы, и потому обе стороны,
в сентябре 1835 г., вступили
в переговоры и заключили мир, вследствие которого кафры должны были возвратить весь угнанный ими скот и уступить белым значительный участок земли.
Два его товарища, лежа
в своей лодке, нисколько не смущались тем, что она черпала, во
время шквала, и кормой, и носом; один лениво выливал воду ковшом, а другой еще ленивее смотрел на это.
Большую часть награбленных товаров они сбывают здесь, являясь
в виде мирных купцов, а оружие и другие улики
своего промысла прячут на это
время в какой-нибудь маленькой бухте ненаселенного острова.
Там высунулась из воды голова буйвола; там бедный и давно не бритый китаец, под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их сидят около походной лавочки или
в своих магазинах, на пятках,
в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и
время от
времени достают из другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
Позвали обедать. Один столик был накрыт особо, потому что не все уместились на полу; а всех было человек двадцать. Хозяин, то есть распорядитель обеда, уступил мне
свое место.
В другое
время я бы поцеремонился; но дойти и от палатки до палатки было так жарко, что я измучился и сел на уступленное место — и
в то же мгновение вскочил: уж не то что жарко, а просто горячо сидеть. Мое седалище состояло из десятков двух кирпичей, служивших каменкой
в бане: они лежали на солнце и накалились.
Тут цирюльник, с небольшим деревянным шкапчиком, где лежат инструменты его ремесла, раскинул
свою лавочку, поставил скамью, а на ней расположился другой китаец и сладострастно жмурится, как кот,
в то
время как цирюльник бреет ему голову, лицо, чистит уши, дергает волосы и т. п.
Мы очень разнообразили
время в своем клубе: один писал, другой читал, кто рассказывал, кто молча курил и слушал, но все жались к камину, потому что как ни красиво было небо, как ни ясны ночи, а зима давала себя чувствовать, особенно
в здешних домах.
И
в настоящее
время он
в здешних морях затмил колоссальными цифрами
своих торговых оборотов Гонконг, Кантон, Сидней и занял первое место после Калькутты, или Калькатты, как ее называют англичане.
Назначать
время свидания предоставлено было адмиралу. Один раз он назначил чрез два дня, но, к удивлению нашему, японцы просили назначить раньше, то есть на другой день. Дело
в том, что Кавадзи хотелось
в Едо, к
своей супруге, и он торопил переговорами. «Тело здесь, а душа
в Едо», — говорил он не раз.
Но их мало, жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят
в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший
в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому
времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Наш рейс по проливу на шкуне «Восток», между Азией и Сахалином, был всего третий со
времени открытия пролива. Эта же шкуна уже ходила из Амура
в Аян и теперь шла во второй раз. По этому случаю, лишь только мы миновали пролив, торжественно, не
в урочный час, была положена доска, заменявшая стол, на
свое место;
в каюту вместо одиннадцати пришло семнадцать человек, учредили завтрак и выпили несколько бокалов шампанского.
Тут целые океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин,
свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери, начиная от черных и белых медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все
времена года, как и
в кругосветном плавании…
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил по этой дороге и знаю этот путь как
свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла по пояс
в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то
в каком положении
в это
время? Между тем придется ехать по ущельям, по лесу, по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Якуты, напротив, если и откочевывают на
время в другое от
своей родной юрты место, где лучше корм для скота, но ненадолго, и после возвращаются домой.
Нужды нет, что якуты населяют город, а все же мне стало отрадно, когда я въехал
в кучу почерневших от
времени, одноэтажных, деревянных домов: все-таки это Русь, хотя и сибирская Русь! У ней есть много особенностей как
в природе, так и
в людских нравах, обычаях, отчасти, как вы видите,
в языке, что и образует ей
свою коренную, немного суровую, но величавую физиономию.
Пока я ехал по городу, на меня из окон выглядывали ласковые лица, а из-под ворот сердитые собаки, которые
в маленьких городах чересчур серьезно понимают
свои обязанности. Весело было мне смотреть на проезжавшие по
временам разнохарактерные дрожки, на кучеров
в летних кафтанах и меховых шапках или, наоборот,
в полушубках и летних картузах. Вот гостиный двор, довольно пространный, вот и единственный каменный дом, занимаемый земским судом.
Я ехал мимо старинной, полуразрушенной стены и несколька башен: это остатки крепости, уцелевшей от
времен покорения области. Якутск основан пришедшими от Енисея казаками, лет за двести перед этим,
в 1630-х годах. Якуты пробовали нападать на крепость, но напрасно. Возникшие впоследствии между казаками раздоры заставили наше правительство взять этот край
в свои руки, и скоро
в Якутск прибыл воевода.
Еще я видел больницу, острог, казенные хлебные магазины; потом проехал мимо базара с пестрой толпой якутов и якуток. Много и русского и нерусского, что со
временем будет тоже русское. Скоро я уже сидел на квартире
в своей комнате за обедом.
В то самое
время как мои бывшие спутники близки были к гибели, я,
в течение четырех месяцев, проезжал десять тысяч верст по Сибири, от Аяна на Охотском море до Петербурга, и,
в свою очередь, переживал если не страшные, то трудные, иногда и опасные
в своем роде минуты.
Такое состояние духа очень наивно, но верно выразила мне одна француженка, во Франции, на морском берегу, во
время сильнейшей грозы,
в своем ответе на мой вопрос, любит ли она грозу? «Oh, monsieur, c’est ma passion, — восторженно сказала она, — mais… pendant l’orage je suis toujours mal а mon aise!» [«О сударь, это моя страсть.. но… во
время грозы мне всегда не по себе!» — фр.]