Неточные совпадения
«Да вон, кажется…» — говорил я, указывая вдаль. «Ах, в самом деле — вон, вон, да, да! Виден, виден! — торжественно говорил он и капитану, и старшему офицеру, и вахтенному и бегал
то к карте в каюту,
то опять наверх. — Виден, вот, вот он, весь виден!» — твердил он, радуясь, как будто
увидел родного отца. И пошел мерять и высчитывать узлы.
Заговорив о парусах, кстати скажу вам, какое впечатление сделала на меня парусная система. Многие наслаждаются этою системой,
видя в ней доказательство будто бы могущества человека над бурною стихией. Я
вижу совсем противное,
то есть доказательство его бессилия одолеть воду.
Оно, пожалуй, красиво смотреть со стороны, когда на бесконечной глади вод плывет корабль, окрыленный белыми парусами, как подобие лебедя, а когда попадешь в эту паутину снастей, от которых проходу нет,
то увидишь в этом не доказательство силы, а скорее безнадежность на совершенную победу.
Трюм постоянно наполнялся водой, и если б мы остались тут,
то, вероятно, к концу дня
увидели бы, как оно погрузится на дно.
Здесь прилагаю два письма к вам, которые я не послал из Англии, в надежде, что со временем успею дополнить их наблюдениями над
тем, что
видел и слышал в Англии, и привести все в систематический порядок, чтобы представить вам удовлетворительный результат двухмесячного пребывания нашего в Англии.
Довольно и
того, что я, по милости их, два раза ходил смотреть Темзу и оба раза
видел только непроницаемый пар.
Многие обрадовались бы
видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не
того; я
видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия остается в голове хаос улиц, памятников, да и
то ненадолго.
На большей части товаров выставлены цены; и если
увидишь цену, доступную карману,
то нет средства не войти и не купить чего-нибудь.
Как он глумился,
увидев на часах шотландских солдат, одетых в яркий, блестящий костюм,
то есть в юбку из клетчатой шотландской материи, но без панталон и потому с голыми коленками!
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После
того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что
видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
Молчит приказчик: купец, точно, с гривной давал. Да как же барин-то узнал? ведь он не
видел купца! Решено было, что приказчик поедет в город на
той неделе и там покончит дело.
До вечера: как не до вечера! Только на третий день после
того вечера мог я взяться за перо. Теперь
вижу, что адмирал был прав, зачеркнув в одной бумаге, в которой предписывалось шкуне соединиться с фрегатом, слово «непременно». «На море непременно не бывает», — сказал он. «На парусных судах», — подумал я. Фрегат рылся носом в волнах и ложился попеременно на
тот и другой бок. Ветер шумел, как в лесу, и только теперь смолкает.
Едва станешь засыпать — во сне ведь другая жизнь и, стало быть, другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и
видишь, не
то во сне, не
то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из
тех картин, которые
видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Группа гор тесно жалась к одной главной горе — это первая большая гора, которую
увидели многие из нас, и
то она помещена в аристократию гор не за высоту, составляющую всего около 6000 футов над уровнем моря, а за свое вино.
Но пора кончить это письмо… Как? что?.. А что ж о Мадере: об управлении города, о местных властях, о числе жителей, о количестве выделываемого вина, о торговле: цифры, факты — где же все? Вправе ли вы требовать этого от меня? Ведь вы просили писать вам о
том, что я сам
увижу, а не
то, что написано в ведомостях, таблицах, календарях. Здесь все, что я
видел в течение 10-ти или 12-ти часов пребывания на Мадере. Жителей всех я не
видел, властей тоже и даже не успел хорошенько посетить ни одного виноградника.
Море… Здесь я в первый раз понял, что значит «синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в
том числе и от вас. Синий цвет там, у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там есть у него другие цвета, в Балтийском, например, желтый, в других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я
вижу и синее море, какого вы не видали никогда.
Я
видел и англичан, но
те не лежали, а куда-то уезжали верхом на лошадях: кажется, на свои кофейные плантации…
А я перед
тем только что заглянул в Араго и ужаснулся, еще не
видя ничего.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы
увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по воде. Наловили ведра два — икры. Недаром
видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед
тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
Между
тем в отеле я
видел великолепные, разноцветные и огромные раковины.
Мы пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились дома, было больше товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами. Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни
томов, брошюр, газет; я
видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей,
то есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов, змей, ящериц.
Теперь на мысе Доброй Надежды, по берегам, европейцы пустили глубоко корни; но кто хочет
видеть страну и жителей в первобытной форме,
тот должен проникнуть далеко внутрь края,
то есть почти выехать из колонии, а это не шутка: граница отодвинулась далеко на север и продолжает отодвигаться все далее и далее.
Путешественник почти совсем не
видит деревень и хижин диких да и немного встретит их самих: все занято пришельцами,
то есть европейцами и малайцами, но не
теми малайцами, которые заселяют Индийский архипелаг: африканские малайцы распространились будто бы, по словам новейших изыскателей, из Аравии или из Египта до мыса Доброй Надежды.
Мы переговаривались с ученой партией, указывая друг другу
то на красивый пейзаж фермы,
то на гору или на выползшую на дорогу ящерицу; спрашивали название трав, деревьев и в свою очередь рассказывали про птиц, которых
видели по дороге, восхищались их разнообразием и красотой.
Между
тем, приглядываясь к лошадям у нашего экипажа, я
видел какую-то разницу, как будто одна лошадь не прежняя.
Тут дымились чайники, кофейники
той формы, как вы
видите их на фламандских картинах.
Здесь делают также карты,
то есть дорожные капские экипажи, в каких и мы ехали. Я
видел щегольски отделанные, не уступающие городским каретам. Вандик купил себе новый карт, кажется, за сорок фунтов.
Тот, в котором мы ехали, еле-еле держался. Он сам не раз изъявлял опасение, чтоб он не развалился где-нибудь на косогоре. Однако ж он в новом нас не повез.
Между
тем ночь сошла быстро и незаметно. Мы вошли в гостиную, маленькую, бедно убранную, с портретами королевы Виктории и принца Альберта в парадном костюме ордена Подвязки. Тут же был и портрет хозяина: я узнал таким образом, который настоящий: это — небритый, в рубашке и переднике; говорил в нос, топал, ходя, так, как будто хотел продавить пол. Едва мы уселись около круглого стола, как вбежал хозяин и объявил, что г-н Бен желает нас
видеть.
То видишь точно целый город с обрушившимися от какого-нибудь страшного переворота башнями, столбами и основаниями зданий,
то толпы слонов, носорогов и других животных, которые дрались в общей свалке и вдруг окаменели.
Надо было
видеть, как она схватит пребольшую собаку и начнет так поворачивать и кусать ее, что
та с визгом едва вывернется из лап ее и бежит спрятаться.
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере
того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы
видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему пути. В гостиной, куда входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная новая мебель, крашеные полы, круглый стол, на нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
Те, которые мы
видели, нельзя есть: они, правда, велики, но жестки и годны на варенье или в компот.
«Променяю в Паарле на
ту, которую
видел на лугу».
На прощанье он сказал нам, что мы теперь
видели полный образчик колонии. «Вся она такая:
те же пески, местами болота, кусты и крупные травы».
И
та книга ему нравится, и другая нужна; там
увидит издание, которого у него нет, и купит книгу.
— Ну что ж,
увижу у Зама, как вернусь в Петербург, — сказал я, — там маленький есть; вырастет до
тех пор.
Встречаешь европейца и
видишь, что он приехал сюда на самое короткое время, для крайней надобности; даже у
того, кто живет тут лет десять, написано на лице: «Только крайность заставляет меня томиться здесь, а
то вот при первой возможности уеду».
Роскошь старается, чтоб у меня было
то, чего не можете иметь вы; комфорт, напротив, требует, чтоб я у вас нашел
то, что привык
видеть у себя.
Представьте, что из шестидесяти тысяч жителей женщин только около семисот. Европеянок, жен, дочерей консулов и других живущих по торговле лиц немного, и
те, как цветы севера, прячутся в тень, а китаянок и индианок еще меньше. Мы
видели в предместьях несколько китайских противных старух; молодых почти ни одной; но зато
видели несколько молодых и довольно красивых индианок. Огромные золотые серьги, кольца, серебряные браслеты на руках и ногах бросались в глаза.
Что это такое? как я ни был приготовлен найти что-нибудь оригинальное, как много ни слышал о
том, что Вампоа богат, что он живет хорошо, но
то, что мы
увидели, далеко превзошло ожидание. Он тотчас повел нас показать сад, которым окружена дача. Про китайские сады говорят много хорошего и дурного.
Лодки, с семействами, стоят рядами на одном месте или разъезжают по рейду, занимаясь рыбной ловлей, торгуют, не
то так перевозят людей с судов на берег и обратно. Все они с навесом, вроде кают. Везде
увидишь семейные сцены: обедают, занимаются рукодельем, или мать кормит грудью ребенка.
Я и прежде слыхал об этом способе уравновешения температур, но, признаюсь, всегда подозревал в этом лукавство: случалось мне
видеть у нас, в России, что некоторые, стыдясь выпить откровенно рюмку водки, особенно вторую или третью, прикрываются локтем или рукавом: это, кажется,
то же самое.
Между
тем тут стояла китайская лодка; в ней мы
увидели, при лунном свете, две женские фигуры.
Другие просто думали о
том, что
видели, глядя туда и сюда, в
том числе и я.
Дня через три приехали опять гокейнсы,
то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали
видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «
увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
Не говорю уже о чиновниках:
те и опрятно и со вкусом одеты; но взглянешь и на нищего,
видишь наготу или разорванный халат, а пятен, грязи нет.
И простой народ здесь не похож костюмами на
ту толпу мужчин, женщин и детей, которую я
видел на одной плантации в Сингапуре.
Губернатор говорил, что «японскому глазу больно
видеть чужие суда в других портах Японии, кроме Нагасаки; что ответа мы
тем не ускорим, когда пойдем сами», и т. п.
Мы не лгали: нам в самом деле любопытно было
видеть губернатора,
тем более что мы месяц не сходили с фрегата и во всяком случае
видели в этом развлечение.