Неточные совпадения
У англичан море — их почва: им не по чем ходить больше. Оттого в английском обществе
есть множество
женщин, которые бывали во всех пяти частях света.
Говорят, англичанки еще отличаются величиной своих ног: не знаю, правда ли? Мне кажется, тут
есть отчасти и предубеждение, и именно оттого, что никакие другие
женщины не выставляют так своих ног напоказ, как англичанки: переходя через улицу, в грязь, они так высоко поднимают юбки, что… дают полную возможность рассматривать ноги.
Едва станешь засыпать — во сне ведь другая жизнь и, стало
быть, другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь, не то во сне, не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо
женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
В небольшом домике, или сарае с скамьями,
был хозяин виноградника или приказчик; тут же
были две
женщины.
Благодарностям не
было конца. Все вышли меня провожать, и хозяин, и
женщины, награждая разными льстивыми эпитетами.
Он живо напомнил мне сцену из «Фенеллы»: такая же толпа мужчин и
женщин, пестро одетых, да еще, вдобавок,
были тут негры, монахи; все это покупает и продает.
Мы пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились дома,
было больше товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много
женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами.
Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни томов, брошюр, газет; я видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей, то
есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов, змей, ящериц.
Я вспомнил, что некоторые из моих товарищей, видевшие уже Сейоло, говорили, что жена у него нехороша собой, с злым лицом и т. п., и удивлялся, как взгляды могут
быть так различны в определении даже наружности
женщины! «Видели Сейоло?» — с улыбкой спросил нас Вандик.
Я хотел
было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль
была мне не к лицу. Однако ж пора
было вернуться к деревне. Мы шли с час все прямо, и хотя шли в тени леса, все в белом с ног до головы и легком платье, но
было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и
женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Быть бы ему между вас,
женщины; но из вас только одни англичанки могут заплатить ему такой же красотой.
А они ничего: тело обнажено, голова открыта, потому что в тростниковой широкой шляпе неловко
было бы носить на шее кули; только косы, чтоб не мешали, подобраны на затылке, как у
женщин.
Вон и другие тоже скучают: Савич не знает,
будет ли уголь, позволят ли рубить дрова, пустят ли на берег освежиться людям? Барон насупился, думая, удастся ли ему… хоть увидеть
женщин. Он уж глазел на все японские лодки, ища между этими голыми телами не такое красное и жесткое, как у гребцов. Косы и кофты мужчин вводили его иногда в печальное заблуждение…
19 числа перетянулись на новое место. Для буксировки двух судов, в случае нужды, пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие
были в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но
женщины ни одной. Мы из окон бросали им хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло на пушки, в порта. Крик, гам!
Другая, низенькая и невзрачная
женщина, точно мальчишка, тряслась на седле, на маленькой рыжей лошаденке, колотя по нем своей особой так, что слышно
было.
Пятая
женщина не обращала ни на что внимания; она
была поглощена горем.
Здесь — огороды с редькой и морковью, заборы, но без цветов, деревянные кумирни, а не храмы, вместо вина — саки;
есть и
женщины, но какие?
Наши русые волосы и белые зубы им противны; у них
женщины сильно чернят зубы; чернили бы и волосы, если б они и без того не
были чернее сажи.
При этом случае разговор незаметно перешел к
женщинам. Японцы впали
было в легкий цинизм. Они, как все азиатские народы, преданы чувственности, не скрывают и не преследуют этой слабости. Если хотите узнать об этом что-нибудь подробнее, прочтите Кемпфера или Тунберга. Последний посвятил этому целую главу в своем путешествии. Я не
был внутри Японии и не жил с японцами и потому мог только кое-что уловить из их разговоров об этом предмете.
Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям. У ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас, видя, что мы ничего худого им не делаем. В городе, при таком большом народонаселении,
было живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно
женщины. У некоторых
были дети за спиной или за пазухой.
Тут мы застали шкипера вновь прибывшего английского корабля с женой, страдающей зубной болью
женщиной, но еще молодой и некрасивой; тут же
была жена нового миссионера, тоже молодая и некрасивая, без передних зубов.
Она
была бойкая
женщина и говорила по-английски почти как англичанка.
Француженка, в виде украшения, прибавила к этим практическим сведениям, что в Маниле всего человек шесть французов да очень мало американских и английских негоциантов, а то все испанцы; что они все спят да
едят; что сама она католичка, но терпит и другие религии, даже лютеранскую, и что хотела бы очень побывать в испанских монастырях, но туда
женщин не пускают, — и при этом вздохнула из глубины души.
Женщины, то
есть тагалки, гораздо лучше мужчин: лица у них правильнее, глаза смотрят живее, в чертах больше смышлености, лукавства, игры, как оно и должно
быть.
Вдруг раздался с колокольни ближайшего монастыря благовест, и все — экипажи, пешеходы — мгновенно стало и оцепенело. Мужчины сняли шляпы,
женщины стали креститься, многие тагалки преклонили колени. Только два англичанина или американца промчались в коляске в кругу, не снимая шляп. Через минуту все двинулось опять. Это «Angelus». Мы объехали раз пять площадь. Стало темно; многие разъезжались. Мы поехали на Эскольту
есть сорбетто, то
есть мороженое.
В зале, на полу, перед низенькими, длинными, деревянными скамьями, сидело рядами до шести — или семисот
женщин, тагалок, от пятнадцатилетнего возраста до зрелых лет: у каждой
было по круглому, гладкому камню в руках, а рядом, на полу, лежало по куче листового табаку.
Женщинам нельзя сидеть в этих сквозных галереях, особенно в верхних этажах: поэтому в цирке
были только мужчины да петухи — ни
женщин, ни кур ни одной.
Когда наша шлюпка направилась от фрегата к берегу, мы увидели, что из деревни бросилось бежать множество
женщин и детей к горам, со всеми признаками боязни. При выходе на берег мужчины толпой старались не подпускать наших к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что
женщины могут
быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
Да, тут
есть правда; но человеку врожденна и мужественность: надо будить ее в себе и вызывать на помощь, чтобы побеждать робкие движения души и закалять нервы привычкою. Самые робкие характеры кончают тем, что свыкаются. Даже
женщины служат хорошим примером тому: сколько англичанок и американок пускаются в дальние плавания и выносят, даже любят, большие морские переезды!