Вспомнил я еще, что недалеко от ликейцев — Манила, что там проматываются на пари за
бои петухов; что еще на некоторых островах Тихого океана страсть к игре свирепствует, как в любом европейском клубе.
Неточные совпадения
Я останавливался, выходил из коляски посмотреть, что они тут делают; думал, что увижу знаменитые манильские петушьи
бои, но видел только боевые экзерциции;
петухов раздражали, спуская друг на друга, но тотчас же и удерживали за хвост, как только рыцари слишком ощетинятся.
Иногда хозяин побежденного
петуха брал его на руки, доказывал, что он может еще драться, и требовал продолжения
боя. Так и случилось, что один побежденный выиграл ставку.
Петух его, оправившись от удара, свалил с ног противника, забил его под загородку и так рассвирепел, что тот уже лежал и едва шевелил крыльями, а он все продолжал бить его и клевом и шпорами.
Студент и корнет подошли ближе к месту поединка; Левкоева коварно улыбалась, мысленно представляя себе этот поединок в смешном виде, вроде
боя петухов, спущенных один на другого. Она заранее радовалась, как завтра будет потешать своих покровительниц рассказом об этой уморительной сцене. Можно догадаться, что чувствовали в это время Лиза и ее подруга.
Неточные совпадения
Кроме «Голубятни» где-то за Москвой-рекой тоже происходили петушиные
бои, но там публика была сбродная. Дрались простые русские
петухи, английские бойцовые не допускались. Этот трактир назывался «Ловушка». В грязных закоулках и помойках со двора был вход в холодный сарай, где была устроена арена и где публика была еще азартнее и злее.
Пари иногда доходили до нескольких тысяч рублей. Фаворитами публики долгое время были выписанные из Англии
петухи мучника Ларионова, когда-то судившегося за поставку гнилой муки на армию, но на своих
петухах опять выскочившего в кружок богатеев, простивших ему прошлое «за удачную петушиную охоту». Эти
бои оканчивались в кабинетах и залах второго этажа трактира грандиознейшей попойкой.
Они говорили долго; сначала дружелюбно, а потом дед начал шаркать ногой по полу, как
петух перед
боем, грозил бабушке пальцем и громко шептал:
В это время между торговками, до сих пор нежно целовавшимися, вдруг промелькнули какие-то старые, неоплаченные ссоры и обиды. Две бабы, наклонившись друг к другу, точно
петухи, готовые вступить в
бой, подпершись руками в бока, поливали друг дружку самыми посадскими русательствами.
— Лучше всего на свете люблю я
бои, — говорила она, широко открыв черные, горячие глаза. — Мне все едино, какой
бой:
петухи ли дерутся, собаки ли, мужики — мне это все едино!