Цитаты со словом «оно»
В Англии и ее колониях письмо есть заветный предмет, который проходит чрез тысячи рук, по железным и другим дорогам, по океанам, из полушария в полушарие, и находит неминуемо того, к кому послано, если только
он жив, и так же неминуемо возвращается, откуда послано, если он умер или сам воротился туда же.
Бывало, не заснешь, если в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь в потолок и в окна, или заскребет мышонок в углу; бежишь от окна, если от
него дует, бранишь дорогу, когда в ней есть ухабы, откажешься ехать на вечер в конец города под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или вода не блестит, как хрусталь…
Но когда потом от карты и от учительской указки я перешел к подвигам и приключениям Куков, Ванкуверов, я опечалился: что перед
их подвигами Гомеровы герои, Аяксы, Ахиллесы и сам Геркулес?
Он пошел туда с компасом, заступом, циркулем и кистью, с сердцем, полным веры к Творцу и любви к Его мирозданию.
Он внес жизнь, разум и опыт в каменные пустыни, в глушь лесов и силою светлого разумения указал путь тысячам за собою.
И вдруг неожиданно суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания, вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за
ними иду вокруг света! Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорей в путь!
Ведь корабль, как
он ни прочен, как ни приспособлен к морю, что он такое? — щепка, корзинка, эпиграмма на человеческую силу.
Я справлялся, как мог, с сомнениями: одни удалось победить, другие оставались нерешенными до тех пор, пока дойдет до
них очередь, и я мало-помалу ободрился.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным лицом, да русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и час
его прибытия.
«Гостиницы отличные, — отвечают
ему, — на Сандвичевых островах найдете все: немецкую колонию, французские отели, английский портер — все, кроме — диких».
Европеец роется в ветоши, достает, что придется
ему впору, обновляет, хозяйничает…
Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в глубину океанов, с ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по
ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику.
Все, что я говорю, очень важно; путешественнику стыдно заниматься будничным делом:
он должен посвящать себя преимущественно тому, чего уж нет давно, или тому, что, может быть, было, а может быть, и нет.
«Отошлите это в ученое общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования, пишите иначе. Давайте нам чудес, поэзии, огня, жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что
их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
Что за чудо увидеть теперь пальму и банан не на картине, а в натуре, на
их родной почве, есть прямо с дерева гуавы, мангу и ананасы, не из теплиц, тощие и сухие, а сочные, с римский огурец величиною?
И
оно обыкновенно во всех своих видах, бурное или неподвижное, и небо тоже, полуденное, вечернее, ночное, с разбросанными, как песок, звездами.
Напротив, я уехал от чудес: в тропиках
их нет.
Два времени года, и то это так говорится, а в самом деле ни одного: зимой жарко, а летом знойно; а у вас там, на «дальнем севере», четыре сезона, и то это положено по календарю, а в самом-то деле
их семь или восемь.
Раза три в год Финский залив и покрывающее
его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и северный человек, едучи из Петербурга в Петергоф, не насмотрится на редкое «чудо», ликует в непривычном зное, и все заликует: дерево, цветок и животное.
Он всюду: я видел его в Англии — на улице, за прилавком магазина, в законодательной палате, на бирже.
Они, опираясь на зонтики, повелительно смотрели своими синими глазами на море, на корабли и на воздымавшуюся над их головами и поросшую виноградниками гору.
Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил
он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки к берегу и усылали вдаль, получая за это от повелителей право есть хлеб своей земли.
Я видел
его на песках Африки, следящего за работой негров, на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом, на своем родном языке, повелевающего народами, кораблями, пушками, двигающего необъятными естественными силами природы…
Оно и нелегко: если, сбираясь куда-нибудь на богомолье, в Киев или из деревни в Москву, путешественник не оберется суматохи, по десяти раз кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т. п., то сделайте посылку, сколько понадобится времени, чтобы тронуться четыремстам человек — в Японию.
«Свистят всех наверх, когда есть авральная работа», — сказал
он второпях и исчез.
«Это когда свистят всех наверх», — отвечал
он и занялся — авральною работою.
Офицеры объяснили мне сущую истину, мне бы следовало так и понять просто, как
оно было сказано, — и вся тайна была тут.
Напрасно я силился подойти к
нему: ноги не повиновались, и он смеялся моим усилиям.
«Морских ног нет еще у вас», — сказал
он.
Между тем наблюдал за другими: вот молодой человек, гардемарин, бледнеет, опускается на стул; глаза у
него тускнеют, голова клонится на сторону.
Вот сменили часового, и
он, отдав ружье, бежит опрометью на бак.
«Что это, вас, кажется, травит?» — говорит
ему другой.
Робко ходит в первый раз человек на корабле: каюта
ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне, в океане.
У англичан море —
их почва: им не по чем ходить больше. Оттого в английском обществе есть множество женщин, которые бывали во всех пяти частях света.
Некоторые постоянно живут в Индии и приезжают видеться с родными в Лондон, как у нас из Тамбова в Москву. Следует ли от этого упрекать наших женщин, что
они не бывают в Китае, на мысе Доброй Надежды, в Австралии, или англичанок за то, что они не бывают на Камчатке, на Кавказе, в глубине азиатских степей?
Многие оправдываются тем, что
они не имеют между моряками знакомых и оттого затрудняются сделать визит на корабль, не зная, как «моряки примут».
А примут отлично, как хорошие знакомые; даже самолюбию
их будет приятно участие к их делу, и они познакомят вас с ним с радушием и самою изысканною любезностью.
С
ними подошла куча матросов.
Они разом схватили все, что было со мной, чуть не меня самого, и понесли в назначенную мне каюту.
«Вот этот матрос вам назначен в вестовые», — сказал
он.
«Честь имею явиться», — сказал
он, вытянувшись и оборотившись ко мне не лицом, а грудью: лицо у него всегда было обращено несколько стороной к предмету, на который он смотрел.
Русые волосы, белые глаза, белое лицо, тонкие губы — все это напоминало скорее Финляндию, нежели Кострому,
его родину.
С этой минуты мы уже с
ним неразлучны до сих пор.
Я изучил
его недели в три окончательно, то есть пока шли до Англии; он меня, я думаю, в три дня.
Сметливость и «себе на уме» были не последними
его достоинствами, которые прикрывались у него наружною неуклюжестью костромитянина и субординациею матроса.
«Помоги моему человеку установить вещи в каюте», — отдал я
ему первое приказание.
Такой ловкости и цепкости, какою обладает матрос вообще, а Фаддеев в особенности, встретишь разве в кошке. Через полчаса все было на своем месте, между прочим и книги, которые
он расположил на комоде в углу полукружием и перевязал, на случай качки, веревками так, что нельзя было вынуть ни одной без его же чудовищной силы и ловкости, и я до Англии пользовался книгами из чужих библиотек.
«Вы, верно, не обедали, — сказал Болтин, — а мы уже кончили свой обед: не угодно ли закусить?»
Он привел меня в кают-компанию, просторную комнату внизу, на кубрике, без окон, но с люком наверху, чрез который падает обильный свет.
На
нем офицеры обедают и занимаются.
Как ни массивен этот стол, но, при сильной качке, и
его бросало из стороны в сторону, и чуть было однажды не задавило нашего миньятюрного, доброго, услужливого распорядителя офицерского стола П. А. Тихменева.
Цитаты из русской классики со словом «оно»
Предложения со словом «оно»
- – Из-за длинного шрама, пересекающего левую щёку, и отсутствующего глаза его лицо казалось неприятно суровым даже для шайнарца.
- Мне улыбаться совсем не следовало, но губы как-то сами разъехались, и я дала ему руку.
- Те, кто смотрел издалека, не могли видеть его глаз, сверкнувших в прорезях маски.
- (все предложения)
Значение слова «оно»
ОНО́, его́, ему́, его́, им, о нём (в косвенных падежах принимает в начале „н“, если стоит после предлога, например: от него́, к нему́, на него́, с ним), мест. личн. 3 л. ед. ч. ср. р. (род. п. его́ употребляется также в качестве притяжательного местоимения, см. его). 1. Указывает на предмет речи, выраженный в предшествующем или последующем повествовании существительным ср. р. ед. ч. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ОНО
Афоризмы русских писателей со словом «оно»
- Если мы любим кого-нибудь, то мы стараемся сделать для него все, что только в наших силах…
- Раз человек нашел свое призвание, пусть жертвует для него житейскими мелочами.
- Что такое революция? Это переворот и избавление.
Но когда избавитель перевернуть — перевернул, избавить — избавил, а потом и сам так плотно уселся на ваш загорбок, что снова и еще хуже задыхаетесь вы в предсмертной тоске, то тогда черт с ним и с избавителем этим!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно