— Перестань, перестань, Саша, — заговорила она торопливо, — что ты это накликаешь на свою голову! Нет, нет!
что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю. Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься — молодая жена заменит тебе и мать, и все… Нет! Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.
— Нечего делать; я выслушаю, — сказал Петр Иваныч со вздохом, — только с условием, во-первых, не после обеда вскоре читать, а то я за себя не ручаюсь, что не засну. Этого, Александр, на свой счет не принимай;
что бы ни читали после обеда, а меня всегда клонит сон; а во-вторых, если это что-нибудь дельное, то я скажу свое мнение, а нет — я буду только молчать, а вы там как себе хотите.
Какая отрада, какое блаженство, — думал Александр, едучи к ней от дяди, — знать, что есть в мире существо, которое, где бы ни было,
что бы ни делало, помнит о нас, сближает все мысли, занятия, поступки, — все к одной точке и одному понятию — о любимом существе!
Неточные совпадения
— Нет, — отвечал дядя, — он не говорил, да мы лучше положимся на него; сами-то, видишь, затрудняемся в выборе, а он уж знает, куда определить. Ты ему не говори о своем затруднении насчет выбора, да и о проектах тоже
ни слова: пожалуй, еще обидится,
что не доверяем ему, да пугнет порядком: он крутенек. Я
бы тебе не советовал говорить и о вещественных знаках здешним красавицам: они не поймут этого, где им понять! это для них слишком высоко: и я насилу вникнул, а они будут гримасничать.
— Поздравляю тебя, давно
бы ты сказал: из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про
что еще, а о главном
ни слова — скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие.
— Я не спрашивал, — отвечал дядя, — в кого
бы ни было — все одна дурь. В какую Любецкую? это
что с бородавкой?
— Первая половина твоей фразы так умна,
что хоть
бы не влюбленному ее сказать: она показывает уменье пользоваться настоящим; а вторая, извини, никуда не годится. «Не хочу знать,
что будет впереди», то есть не хочу думать о том,
что было вчера и
что есть сегодня; не стану
ни соображать,
ни размышлять, не приготовлюсь к тому, не остерегусь этого, так, куда ветер подует! Помилуй, на
что это похоже?
«Это недаром, недаром, — твердил он сам с собою, — тут что-то кроется! Но я узнаю, во
что бы то
ни стало, и тогда горе…
Что бы женщина
ни сделала с тобой, изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно, — вини природу, предавайся, пожалуй, по этому случаю философским размышлениям, брани мир, жизнь,
что хочешь, но никогда не посягай на личность женщины
ни словом,
ни делом.
Ни мужчина мужчине,
ни женщина женщине не простили
бы этого притворства и сейчас свели
бы друг друга с ходулей. Но
чего не прощают молодые люди разных полов друг другу?
В этом мире небо кажется чище, природа роскошнее; разделять жизнь и время на два разделения — присутствие и отсутствие, на два времени года — весну и зиму; первому соответствует весна, зима второму, — потому
что, как
бы ни были прекрасны цветы и чиста лазурь неба, но в отсутствии вся прелесть того и другого помрачается; в целом мире видеть только одно существо и в этом существе заключать вселенную…
Если б ты чувствовал это, ты не улыбнулся
бы давеча иронически, ты
бы видел,
что тут нет
ни лисы,
ни волка, а есть женщина, которая любит тебя, как родная сестра…
Тут он стал допытываться у самого себя: мог ли
бы он быть администратором, каким-нибудь командиром эскадрона? мог ли
бы довольствоваться семейною жизнью? и увидел,
что ни то,
ни другое,
ни третье не удовлетворило
бы его.
Я не терял
бы веры
ни во
что, рвал
бы одни розы, не зная шипов, не испытывая даже ревности, за недостатком — соперничества!
— Если б ты рассматривал дело похладнокровнее, так увидел
бы,
что ты не хуже других и не лучше,
чего я и хотел от тебя: тогда не возненавидел
бы ни других,
ни себя, а только равнодушнее сносил
бы людские глупости и был
бы повнимательнее к своим. Я вот знаю цену себе, вижу,
что нехорош, а признаюсь, очень люблю себя.
— А на перепутье у Марьи Карповны остановился. Ведь мимо их приходилось: больше для лошади, нежели для себя: ей дал отдохнуть. Шутка ли по нынешней жаре двенадцать верст махнуть! Там кстати и закусил. Хорошо,
что не послушался: не остался, как
ни удерживали, а то
бы гроза захватила там на целый день.
Она…
что же особенного заметил в ней доктор? Всякий, увидев ее в первый раз, нашел
бы в ней женщину, каких много в Петербурге. Бледна, это правда: взгляд у ней матовый, блуза свободно и ровно стелется по плоским плечам и гладкой груди; движения медленны, почти вялы… Но разве румянец, блеск глаз и огонь движений — отличительные признаки наших красавиц? А прелесть форм…
Ни Фидий,
ни Пракситель не нашли
бы здесь Венер для своего резца.
Уже стул, которым он вздумал было защищаться, был вырван крепостными людьми из рук его, уже, зажмурив глаза, ни жив ни мертв, он готовился отведать черкесского чубука своего хозяина, и бог знает
чего бы ни случилось с ним; но судьбам угодно было спасти бока, плеча и все благовоспитанные части нашего героя.
В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все.
Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», — и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился.
Неточные совпадения
Случись, работой, хлебушком // Ему
бы помогли, // А вынуть два двугривенных — // Так сам
ни с
чем останешься.
Скотинин. Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи,
что нет из них
ни одной, котора, став на задни ноги, не была
бы выше каждого из нас целой головою.
Г-жа Простакова. Хотя
бы ты нас поучил, братец батюшка; а мы никак не умеем. С тех пор как все,
что у крестьян
ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда!
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай,
что, как
бы он знатен
ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который
бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который
бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась
бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть
чего бояться?
Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому
что не в состоянии сознать себя в связи с каким
бы то
ни было порядком явлений…