Неточные совпадения
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той,
что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого
бы состояния и звания они
ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие
чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
— Еще
бы!
Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями….
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ.
Что ж делать, ты мне скажи,
что делать? Жена стареется, а ты полн жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь,
что ты не можешь любить любовью жену, как
бы ты
ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
И сколько
бы ни внушали княгине,
что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому, как не могла
бы верить тому,
что в какое
бы то
ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в
чем бы то
ни было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего,
что есть в нем, и видеть в нем одно дурное; есть люди, которые, напротив, более всего желают найти в этом счастливом сопернике те качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного хорошего.
Николай Левин продолжал говорить: — Ты знаешь,
что капитал давит работника, — работники у нас, мужики, несут всю тягость труда и поставлены так,
что сколько
бы они
ни трудились, они не могут выйти из своего скотского положения.
Он знал очень хорошо,
что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во
что бы то
ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье,
что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
— От Нильсон? — с ужасом спросила Бетси, которая
ни зa
что бы не распознала Нильсон от всякой хористки.
Она смотрела так просто, так весело,
что кто не знал ее, как знал муж, не мог
бы заметить ничего неестественного
ни в звуках,
ни в смысле ее слов.
— Очень можно, куда угодно-с, — с презрительным достоинством сказал Рябинин, как
бы желая дать почувствовать,
что для других могут быть затруднения, как и с кем обойтись, но для него никогда и
ни в
чем не может быть затруднений.
А позволь тебя спросить, в
чем состоит этот аристократизм Вронского или кого
бы то
ни было, — такой аристократизм, чтобы можно было пренебречь мною?
Когда он был тут,
ни Вронский,
ни Анна не только не позволяли себе говорить о чем-нибудь таком,
чего бы они не могли повторить при всех, но они не позволяли себе даже и намеками говорить то,
чего бы мальчик не понял.
Когда
бы, в какую минуту
ни спросили
бы ее, о
чем она думала, она без ошибки могла ответить: об одном, о своем счастьи и о своем несчастьи.
Притворство в
чем бы то
ни было может обмануть самого умного, проницательного человека; но самый ограниченный ребенок, как
бы оно
ни было искусно скрываемо, узнает его и отвращается.
Она чувствовала,
что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным,
что это положение дорого ей,
что она не будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником;
что, сколько
бы она
ни старалась, она не будет сильнее самой себя.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было
бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется,
что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и
что в моих руках власть, какая
бы она
ни была, если будет, то будет лучше,
чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому,
чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не было твердости. Она поняла тотчас же,
что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала,
что,
что бы он
ни сказал ей, он скажет не всё,
что он думает. И она поняла,
что последняя надежда ее была обманута. Это было не то,
чего она ждала.
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этот пронзительный, детский и насмешливый голос, отвращение к нему уничтожило в ней прежнюю жалость, и она только боялась, но во
что бы то
ни стало хотела уяснить свое положение.
— Вы сами учите? — спросил Левин, стараясь смотреть мимо выреза, но чувствуя,
что, куда
бы он
ни смотрел в ту сторону, он будет видеть вырез.
Они были твердо уверены,
что настоящая цель его (
что бы он
ни сказал им) будет всегда в том,
чего он не скажет им.
Кроме того (Левин чувствовал,
что желчный помещик был прав), крестьяне первым и неизменным условием какого
бы то
ни было соглашения ставили то, чтобы они не были принуждаемы к каким
бы то
ни было новым приемам хозяйства и к употреблению новых орудий.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал,
что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо,
что,
что бы он
ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность,
что если будет кто обманут, то уж никак не он, Резунов.
Но
ни тот,
ни другой не смели говорить о ней, и потому всё,
что бы они
ни говорили, не выразив того,
что одно занимало их, ― всё было ложь.
Положение было мучительно для всех троих, и
ни один из них не в силах был
бы прожить и одного дня в этом положении, если
бы не ожидал,
что оно изменится и
что это только временное горестное затруднение, которое пройдет.
Как
бы то
ни было, когда он простился с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он был счастлив,
что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества.
Алексей Александрович сел, чувствуя,
что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и
что ему необходимо нужно будет объясняться и
что, какие
бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
Сначала, когда говорилось о влиянии, которое имеет один народ на другой, Левину невольно приходило в голову то,
что он имел сказать по этому предмету; но мысли эти, прежде для него очень важные, как
бы во сне мелькали в его голове и не имели для него теперь
ни малейшего интереса.
— Кончено то,
что вы возьмете меня, какой
бы я
ни был, не откажетесь от меня? Да?
Он сказал это, по привычке с достоинством приподняв брови, и тотчас же подумал,
что, какие
бы ни были слова, достоинства не могло быть в его положении. И это он увидал по сдержанной, злой и насмешливой улыбке, с которой Бетси взглянула на него после его фразы.
Я счастлив, и счастье мое не может быть
ни больше,
ни меньше,
что бы вы
ни делали», думал он.
Он начал говорить, желал найти те слова, которые могли
бы не то
что разубедить, но только успокоить ее. Но она не слушала его и
ни с
чем не соглашалась. Он нагнулся к ней и взял ее сопротивляющуюся руку. Он поцеловал ее руку, поцеловал волосы, опять поцеловал руку, — она всё молчала. Но когда он взял ее обеими руками за лицо и сказал: «Кити!» — вдруг она опомнилась, поплакала и примирилась.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял
ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил,
что ему хорошо, нигде не больно и
что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как
ни безнадежен он был, как
ни очевидно было при взгляде на него,
что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как
бы не ошибиться, возбуждении.
Отчаяние его еще усиливалось сознанием,
что он был совершенно одинок со своим горем. Не только в Петербурге у него не было
ни одного человека, кому
бы он мог высказать всё,
что испытывал, кто
бы пожалел его не как высшего чиновника, не как члена общества, но просто как страдающего человека; но и нигде у него не было такого человека.
Он чувствовал себя невиноватым за то,
что не выучил урока; но как
бы он
ни старался, он решительно не мог этого сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и понять,
что коротенькое и такое понятное слово «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
— Неприятно! — вскрикнула она. — Ужасно! Сколько
бы я
ни жила, я не забуду этого. Она сказала,
что позорно сидеть рядом со мной.
«Но, кроме этого, сколько
бы я
ни искал, я ничего не найду,
что бы сказать против моего чувства.
— Нисколько, — Левин слышал,
что Облонский улыбался, говоря это, — я просто не считаю его более бесчестным,
чем кого
бы то
ни было из богатых купцов и дворян. И те и эти нажили одинаково трудом и умом.
— Ну, так я тебе скажу: то,
что ты получаешь за свой труд в хозяйстве лишних, положим, пять тысяч, а наш хозяин мужик, как
бы он
ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей, точно так же бесчестно, как то,
что я получаю больше столоначальника и
что Мальтус получает больше дорожного мастера. Напротив, я вижу какое-то враждебное,
ни на
чем не основанное отношение общества к этим людям, и мне кажется,
что тут зависть…
Всё,
что бы она
ни сделала, она знала, будет замечено мужем, и всё перетолковано в дурную сторону.
— Почему же ты думаешь,
что мне неприятна твоя поездка? Да если
бы мне и было это неприятно, то тем более мне неприятно,
что ты не берешь моих лошадей, — говорил он. — Ты мне
ни разу не сказала,
что ты решительно едешь. А нанимать на деревне, во-первых, неприятно для меня, а главное, они возьмутся, но не довезут. У меня лошади есть. И если ты не хочешь огорчить меня, то ты возьми моих.
— Есть из нас тоже, вот хоть
бы наш приятель Николай Иваныч или теперь граф Вронский поселился, те хотят промышленность агрономическую вести; но это до сих пор, кроме как капитал убить,
ни к
чему не ведет.
— Нисколько, нисколько.
Ни разу еще не было с тех пор, как я женат, чтоб я сказал,
что лучше было
бы иначе,
чем как есть…
Узнав,
что доктор еще не вставал, Левин из разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не встанет, то, подкупив лакея или насильно, если тот не согласится, будить доктора во
что бы то
ни стало.
— Позволь мне не верить, — мягко возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого
бы то
ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она знает это и не просит тебя; она прямо говорит,
что она ничего не смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За
что она мучается? Кому от этого лучше?
— О, да, это очень… — сказал Степан Аркадьич, довольный тем,
что будут читать и дадут ему немножко опомниться. «Нет, уж видно лучше
ни о
чем не просить нынче» — думал он, — только
бы, не напутав, выбраться отсюда».
И ему теперь казалось,
что не было
ни одного из верований церкви, которое
бы нарушило главное, — веру в Бога, в добро, как единственное назначение человека.
Лежа на спине, он смотрел теперь на высокое, безоблачное небо. «Разве я не знаю,
что это — бесконечное пространство, и
что оно не круглый свод? Но как
бы я
ни щурился и
ни напрягал свое зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря на свое знание о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда я вижу твердый голубой свод, я более прав,
чем когда я напрягаюсь видеть дальше его».
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, о
чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют
ни малейшего понятия, о
чем им надо
бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить,
что это воля народа?
Он не мог согласиться с этим, потому
что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому,
что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в
чем состоит общее благо, но твердо знал,
что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких
бы то
ни было общих целей.
Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемневшем уже небе и вдруг вспомнил: «Да, глядя на небо, я думал о том,
что свод, который я вижу, не есть неправда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, — подумал он. — Но
что бы там
ни было, возражения не может быть. Стоит подумать, — и всё разъяснится!»