Неточные совпадения
— Сядьте, сядьте все! — повелевал Антон Иваныч, — извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей, сядь. Сядь
же, сядь! — И сам боком, на секунду, едва присел на стул. — Ну,
теперь с богом!
— И ты туда
же! — говорил Евсей, целуя ее, — ну, прощай, прощай! пошла
теперь, босоногая, в избу!
— Что
же вы
теперь думаете обо мне?
— Ну, уж «зверей»-то тут куда нехорошо! Зачем
же тут черта? А! это было о грусти, а
теперь о радости…
— Как
же это ты бородавки у носа не заметил, а уж узнал, что она добрая и почтенная? это странно. Да позволь… у ней ведь есть дочь — эта маленькая брюнетка. А!
теперь не удивляюсь. Так вот отчего ты не заметил бородавки на носу!
— Мудрено! с Адама и Евы одна и та
же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель! Вот
теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею — только, ради бога, не мне. Я тебе советовал бы запереться на это время в своей комнате, выпустить там весь этот пар и проделать все проделки с Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например…
— Бедность! да разве бедные не чувствуют того
же, что мы
теперь? вот уж они и не бедны.
— Отчего? Что
же, — начал он потом, — может разрушить этот мир нашего счастья — кому нужда до нас? Мы всегда будем одни, станем удаляться от других; что нам до них за дело? и что за дело им до нас? нас не вспомнят, забудут, и тогда нас не потревожат и слухи о горе и бедах, точно так, как и
теперь, здесь, в саду, никакой звук не тревожит этой торжественной тишины…
Она
теперь похожа на всех девиц: такая
же притворщица, так
же лжет, так заботливо расспрашивает о здоровье… так постоянно внимательна, любезна по форме… к нему… к Александру! с кем… о боже!
— у Грибоедова: «Но что
теперь во мне кипит, волнует, бесит („Горе от ума“, действие третье, явление 1)] Слушайте
же: вы знаете, я имел друга, которого не видал несколько лет, но для которого у меня всегда оставался уголок в сердце.
— Аминь! — примолвил дядя, положив ему руки на плечи. — Ну, Александр, советую тебе не медлить: сейчас
же напиши к Ивану Иванычу, чтобы прислал тебе работу в отделение сельского хозяйства. Ты по горячим следам, после всех глупостей,
теперь напишешь преумную вещь. А он все заговаривает: «Что ж, говорит, ваш племянник…»
— Экой какой! Ну, слушай: Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует — не мог угадать. Я допытываться, зачем деньги? Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет отделать себе квартиру на Литейной. Я припоминать, что бы такое было на Литейной, — и вспомнил, что Тафаева живет там
же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Уж и задаток дал. Беда грозит неминучая, если… не поможешь ты.
Теперь догадался?
— Ну так поди к ней опять: тогда и не отвяжешься, а уж ко мне потом не приставай: я не стану вмешиваться; и
теперь вмешался только потому, что сам
же ввел тебя в это положение. Ну, полно, что еще повесил нос?
Сами
же вы говорили, что есть поэзия в скромном уделе, а
теперь упрекаете, что я избрал скромнейший.
— Научите
же меня, дядюшка, по крайней мере, что мне делать
теперь? Как вы вашим умом разрешите эту задачу?
— Как
же не занимать? Ведь я твоя жена! Ты
же сам учил меня… а
теперь упрекаешь, что я занимаюсь… Я делаю свое дело!
И
теперь, стоя у камина, он размышлял о том
же.
Он думал сделать, может быть, то
же, но иначе, так, как это
теперь было нужно и возможно.
— Лет десять или двенадцать назад однажды ты, я помню, вот этак
же вбежал ко мне, — заметил Петр Иваныч, — еще разбил у меня что-то… тогда я сразу догадался, что ты влюблен, а
теперь… ужели опять? Нет, не может быть: ты слишком умен, чтоб…
— И в последний! — отвечал Петр Иваныч, — это необыкновенный случай. Ну, неужели тебе и
теперь не нужно презренного металла? Обратись
же ко мне хоть однажды.
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же,
теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и
теперь столько
же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Хлестаков. Зачем
же? Ведь мне никакой нет
теперь в нем надобности.
Так вот как, Анна Андреевна, а? Как
же мы
теперь, где будем жить? здесь или в Питере?
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский,
теперь я вижу, — из чего
же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите
же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— Да чем
же ситцы красные // Тут провинились, матушка? // Ума не приложу! — // «А ситцы те французские — // Собачьей кровью крашены! // Ну… поняла
теперь?..»