Неточные совпадения
— Дико, нехорошо, Александр! пишешь ты уж два года, — сказал Петр Иваныч, — и о наземе, и о картофеле, и о других серьезных предметах, где стиль строгий, сжатый, а все еще дико
говоришь. Ради бога,
не предавайся экстазу, или, по крайней мере, как эта дурь найдет на тебя, так уж молчи, дай ей пройти, путного
ничего не скажешь и
не сделаешь: выйдет непременно нелепость.
И
ничего не сказали или почти
ничего, так кое-что, о чем уж
говорили десять раз прежде. Обыкновенно что: мечты, небо, звезды, симпатия, счастье. Разговор больше происходил на языке взглядов, улыбок и междометий. Книга валялась на траве.
Вовсе нет. Граф
говорил о литературе, как будто никогда
ничем другим
не занимался; сделал несколько беглых и верных замечаний о современных русских и французских знаменитостях. Вдобавок ко всему оказалось, что он находился в дружеских сношениях с первоклассными русскими литераторами, а в Париже познакомился с некоторыми и из французских. О немногих отозвался он с уважением, других слегка очертил в карикатуре.
— Какое горе? Дома у тебя все обстоит благополучно: это я знаю из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно; в службе уж
ничего не может быть хуже того, что было; подчиненного на шею посадили: это последнее дело. Ты
говоришь, что ты здоров, денег
не потерял,
не проиграл… вот что важно, а с прочим со всем легко справиться; там следует вздор, любовь, я думаю…
— Да хорошего
ничего не скажешь. Сонин всегда даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде… так он и отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед вами, когда искал места чрез ваше посредство? А теперь послушайте, что
говорит про вас…
— Ну, так ты
ничего не смыслишь. Пойдем дальше. Ты
говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое.
Когда умру, то есть
ничего не буду чувствовать и знать, струны вещие баянов
не станут
говорить обо мне, отдаленные века, потомство, мир
не наполнятся моим именем,
не узнают, что жил на свете статский советник Петр Иваныч Адуев, и я
не буду утешаться этим в гробе, если я и гроб уцелеем как-нибудь до потомства.
Да и как
не забыть: ведь в свете об этом уж потом
ничего никогда
не говорят, а заговори-ка кто, так, я думаю, просто выведут!
— Но все это
не щука! —
говорил он со вздохом, — было счастье в руках, да
не умели пользоваться; дважды этого
не случится! А у меня опять
ничего! на шесть удочек —
ничего.
Появление старика с дочерью стало повторяться чаще и чаще. И Адуев удостоил их внимания. Он иногда тоже перемолвит слова два со стариком, а с дочерью все
ничего. Ей сначала было досадно, потом обидно, наконец стало грустно. А
поговори с ней Адуев или даже обрати на нее обыкновенное внимание — она бы забыла о нем; а теперь совсем другое. Сердце людское только, кажется, и живет противоречиями:
не будь их, и его как будто нет в груди.
Пушкина «Погасло дневное светило»: «Но прежних сердца ран, глубоких ран любви,
ничто не излечило…»] как он
говорил, только он был довольно холоден с ней и в разговоре.
Но он
не мог
ничего говорить. Он с той же глупой улыбкой подошел к ней. Она едва дала ему обнять себя.
— Господи! какой покой! —
говорил он, то поджимая, то протягивая ноги, — то ли дело здесь! А у нас, в Петербурге, просто каторжное житье! Нет ли чего перекусить, Аграфена Ивановна? С последней станции
ничего не ели.
— Куда, сударыня! придут, да коли застанут без дела, так и накинутся. «Что,
говорят,
ничего не делаешь? Здесь,
говорят,
не деревня, надо работать,
говорят, а
не на боку лежать! Все,
говорят, мечтаешь!» А то еще и выбранят…
Но та, сестры не замечая, // В постеле с книгою лежит, // За листом лист перебирая, // И
ничего не говорит. // Хоть не являла книга эта // Ни сладких вымыслов поэта, // Ни мудрых истин, ни картин, // Но ни Виргилий, ни Расин, // Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека, // Ни даже Дамских Мод Журнал // Так никого не занимал: // То был, друзья, Мартын Задека, // Глава халдейских мудрецов, // Гадатель, толкователь снов.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я
ничего не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись,
говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
В желудке-то у меня… с утра я
ничего не ел, так желудочное трясение…» — да-с, в желудке-то у Петра Ивановича… «А в трактир, —
говорит, — привезли теперь свежей семги, так мы закусим».
Почтмейстер. Нет, о петербургском
ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет,
говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да
говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока
не войдет в комнату,
ничего не расскажет!