Неточные совпадения
— Что ты
найдешь в Петербурге? — продолжала она.
Тут кстати Адуев вспомнил, как, семнадцать лет назад, покойный брат и та же Анна Павловна отправляли его самого. Они, конечно, не могли ничего сделать для него
в Петербурге, он сам
нашел себе дорогу… но он вспомнил ее слезы при прощанье, ее благословения, как матери, ее ласки, ее пироги и, наконец, ее последние слова: «Вот, когда вырастет Сашенька — тогда еще трехлетний ребенок, — может быть, и вы, братец, приласкаете его…» Тут Петр Иваныч встал и скорыми шагами пошел
в переднюю…
—
В чем тут извиняться? Ты очень хорошо сделал. Матушка твоя бот знает что выдумала. Как бы ты ко мне приехал, не знавши, можно ли у меня остановиться, или нет? Квартира у меня, как видишь, холостая, для одного: зала, гостиная, столовая, кабинет, еще рабочий кабинет, гардеробная да туалетная — лишней комнаты нет. Я бы стеснил тебя, а ты меня… А я
нашел для тебя здесь же
в доме квартиру…
— Прекрасно, прекрасно! — сказал ему через несколько дней Петр Иваныч. — Редактор предоволен, только
находит, что стиль не довольно строг; ну, да с первого раза нельзя же всего требовать. Он хочет познакомиться с тобой. Ступай к нему завтра, часов
в семь вечера: там он уж приготовил еще статью.
Как могущественно все настроивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые во всегдашней, правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями… да! бесполезными, а между тем
в те минуты душа только и постигает смутно возможность счастья, которого так усердно ищут
в другое время и не
находят.
Потом, лет через двадцать, какой-то европеец приехал туда, пошел
в сопровождении индейцев на охоту и
нашел на одной горе хижину и
в ней скелет.
Лизавета Александровна слушала снисходительно его иеремиады и утешала, как могла. Ей это было вовсе не противно, может быть, и потому, что
в племяннике она все-таки
находила сочувствие собственному сердцу, слышала
в его жалобах на любовь голос не чуждых и ей страданий.
Она жадно прислушивалась к стонам его сердца и отвечала на них неприметными вздохами и никем не видимыми слезами. Она, даже и на притворные и приторные излияния тоски племянника,
находила утешительные слова
в таком же тоне и духе; но Александр и слушать не хотел.
Она закрыла глаза и пробыла так несколько минут, потом открыла их, оглянулась вокруг, тяжело вздохнула и тотчас приняла обыкновенный, покойный вид. Бедняжка! Никто не знал об этом, никто не видел этого. Ей бы вменили
в преступление эти невидимые, неосязаемые, безыменные страдания, без ран, без крови, прикрытые не лохмотьями, а бархатом. Но она с героическим самоотвержением таила свою грусть, да еще
находила довольно сил, чтоб утешать других.
—
Нашел кого поставить с ним наравне! это насмешка судьбы. Она всегда, будто нарочно, сведет нежного, чувствительного человека с холодным созданием! Бедный Александр! У него ум нейдет наравне с сердцем, вот он и виноват
в глазах тех, у кого ум забежал слишком вперед, кто хочет взять везде только рассудком…
«Не знать предела чувству, посвятить себя одному существу, — продолжал Александр читать, — и жить, мыслить только для его счастия,
находить величие
в унижении, наслаждение
в грусти и грусть
в наслаждении, предаваться всевозможным противоположностям, кроме любви и ненависти. Любить — значит жить
в идеальном мире…»
— А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду
находил всегда радушный прием: положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили им козни, как ты говоришь; а
в тебе им нечего было искать: что же заставило их зазывать тебя к себе, ласкать?.. Нехорошо, Александр!.. — прибавил серьезно Петр Иваныч. — Другой за одно это, если б и знал за ними какие-нибудь грешки, так промолчал бы.
— Как не
найти! есть. Ты не глуп: как же у неглупого человека
в нескольких пудах сочинений не
найти удачной мысли? Так ведь это не талант, а ум.
Однажды вечером — это было
в четверг — Александр, воротясь домой,
нашел у себя на столе две вазы и записку от дяди.
Между тем ум Юлии не
находил в чтении одних романов здоровой пищи и отставал от сердца.
В самом деле, по возвращении он
нашел до полдюжины записок на столе и сонного лакея
в передней. Слуге не велено было уходить, не дождавшись его.
В записках — упреки, допросы и следы слез. На другой день надо было оправдываться. Он отговорился делом по службе. Кое-как помирились.
— Все. Как она любит тебя! Счастливец! Ну, вот ты все плакал, что не
находишь страсти: вот тебе и страсть: утешься! Она с ума сходит, ревнует, плачет, бесится… Только зачем вы меня путаете
в свои дела? Вот ты женщин стал навязывать мне на руки. Этого только недоставало: потерял целое утро с ней. Я думал, за каким там делом: не имение ли хочет заложить
в Опекунский совет… она как-то говорила… а вот за каким: ну дело!
— Нужды нет. Вот я
нашел себе место и буду сидеть на нем век.
Нашел простых, незатейливых людей, нужды нет, что ограниченных умом, играю с ними
в шашки и ужу рыбу — и прекрасно! Пусть я, по-вашему, буду наказан за это, пусть лишусь наград, денег, почета, значения — всего, что так льстит вам. Я навсегда отказываюсь…
Теперь он желал только одного: забвения прошедшего, спокойствия, сна души. Он охлаждался более и более к жизни, на все смотрел сонными глазами.
В толпе людской,
в шуме собраний он
находил скуку, бежал от них, а скука за ним.
Он уже чувствовал, что идеи покинутого мира посещали его реже, вращаясь
в голове медленнее и, не
находя в окружающем ни отражения, ни сопротивления, не сходили на язык и умирали не плодясь.
В душе было дико и пусто, как
в заглохшем саду. Ему оставалось уж немного до состояния совершенной одеревенелости. Еще несколько месяцев — и прощай! Но вот что случилось.
— По вас? вы
находите пищу для ума и сердца
в такой жизни, с такими людьми?
— Как зачем? Останьтесь всегда с нами; и если вы считаете меня хоть немного достойною вашей дружбы, стало быть, вы
найдете утешение и
в другой; не одна я такая… вас оценят.
Мы решили, что друзья у тебя есть, какие у другого редко бывают: не фальшивые;
в воду за тебя, правда, не бросятся и на костер не полезут, обниматься тоже не охотники; да ведь это до крайности глупо; пойми, наконец! но зато совет, помощь, даже деньги — всегда
найдешь…
— Хороши же там у вас девушки: до свадьбы любят! Изменила! мерзавка этакая! Счастье-то само просилось к ней
в руки, да не умела ценить, негодница! Увидала бы я ее, я бы ей
в рожу наплевала. Чего дядя-то смотрел? Кого это она
нашла лучше, посмотрела бы я?.. Что ж, разве одна она? полюбишь
в другой раз.
«Ах! если б я мог еще верить
в это! — думал он. — Младенческие верования утрачены, а что я узнал нового, верного?.. ничего: я
нашел сомнения, толки, теории… и от истины еще дальше прежнего… К чему этот раскол, это умничанье?.. Боже!.. когда теплота веры не греет сердца, разве можно быть счастливым? Счастливее ли я?»
Она… что же особенного заметил
в ней доктор? Всякий, увидев ее
в первый раз,
нашел бы
в ней женщину, каких много
в Петербурге. Бледна, это правда: взгляд у ней матовый, блуза свободно и ровно стелется по плоским плечам и гладкой груди; движения медленны, почти вялы… Но разве румянец, блеск глаз и огонь движений — отличительные признаки наших красавиц? А прелесть форм… Ни Фидий, ни Пракситель не
нашли бы здесь Венер для своего резца.
А порывшись
в душе своей, Петр Иваныч не
нашел там и следа страсти.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «
в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно,
нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты
нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Ах! что ты, парень,
в девице //
Нашел во мне хорошего?
Поспоривши, повздорили, // Повздоривши, подралися, // Подравшися, удумали // Не расходиться врозь, //
В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с женами, // Ни с малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда спору нашему // Решенья не
найдем, // Покуда не доведаем // Как ни на есть — доподлинно, // Кому жить любо-весело, // Вольготно на Руси?
В один стожище матерый, // Сегодня только сметанный, // Помещик пальцем ткнул, //
Нашел, что сено мокрое, // Вспылил: «Добро господское // Гноить? Я вас, мошенников, // Самих сгною на барщине! // Пересушить сейчас!..» // Засуетился староста: // — Недосмотрел маненичко! // Сыренько: виноват! — // Созвал народ — и вилами // Богатыря кряжистого, //
В присутствии помещика, // По клочьям разнесли. // Помещик успокоился.