Неточные совпадения
Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный
к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица. Анна Павловна, увидев его из окна, побледнела. У ней подкосились ноги и опустились
руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену.
— Вчера утром. Мне
к вечеру же дали знать: прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал. Все в слезах: и утешать-то надо, и распорядиться: там у всех
руки опустились: слезы да слезы, — я один.
Кончился завтрак. Ямщик уже давно заложил повозку. Ее подвезли
к крыльцу. Люди выбегали один за другим. Тот нес чемодан, другой — узел, третий — мешок, и опять уходил за чем-нибудь Как мухи сладкую каплю, люди облепили повозку, и всякий совался туда с
руками.
— Прощайте, Аграфена Ивановна! — сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул
к ней
руки.
Александр сел, весь расплаканный, в повозку, а Евсей подошел
к барыне, поклонился ей в ноги и поцеловал у ней
руку. Она дала ему пятирублевую ассигнацию.
Но, с другой стороны, представлялось вот что: мать отправила сына прямо
к нему, на его
руки, не зная, захочет ли он взять на себя эту обузу, даже не зная, жив ли он и в состоянии ли сделать что-нибудь для племянника.
Только что Петр Иваныч расположился бриться, как явился Александр Федорыч. Он было бросился на шею
к дяде, но тот, пожимая мощной
рукой его нежную, юношескую
руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием.
— Знаю я эту святую любовь: в твои лета только увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до
руки — так по всему телу и побежит святая, возвышенная любовь, а дай-ка волю, так и того… Твоя любовь,
к сожалению, впереди; от этого никак не уйдешь, а дело уйдет от тебя, если не станешь им заниматься.
Александр подошел с бумагами
к столу и увидел, что дядя читает письмо. Бумаги у него выпали из
рук.
— Вы не щадите ничего… ничего!.. — с отчаянием стонал он, прижимая бумаги обеими
руками к груди.
Дядя указал
рукой кверху. С тех пор он сделался еще ласковее
к племяннику.
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной
рукой повел по пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное любви
к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы…
Она посмотрела на него и вдруг громко, весело засмеялась, опять подошла
к нему, опять стала у решетки и доверчиво оперлась
рукой и головой ему на плечо.
«Нет, — говорил он сам с собой, — нет, этого быть не может! дядя не знал такого счастья, оттого он так строг и недоверчив
к людям. Бедный! мне жаль его холодного, черствого сердца: оно не знало упоения любви, вот отчего это желчное гонение на жизнь. Бог его простит! Если б он видел мое блаженство, и он не наложил бы на него
руки, не оскорбил бы нечистым сомнением. Мне жаль его…»
Вот он завидел дачу, встал в лодке и, прикрыв глаза
рукой от солнца, смотрел вперед. Вон между деревьями мелькает синее платье, которое так ловко сидит на Наденьке; синий цвет так
к лицу ей. Она всегда надевала это платье, когда хотела особенно нравиться Александру. У него отлегло от сердца.
Адуев все стоял в лодке, с раскрытым ртом, не шевелясь, протянув
руки к берегу, потом опустил их и сел. Гребцы продолжали грести.
— Я не знаю… у меня что-то грудь болит… — сказал он, прижав
руку к сердцу.
— Смотри-ка! — говорила, приложив ей
руку к голове, Марья Михайловна, — как уходилась, насилу дышишь. Выпей воды да поди переоденься, распусти шнуровку. Уж не доведет тебя эта езда до добра!
Гости разошлись. Ушел и граф. Наденька этого не знала и не спешила домой. Адуев без церемонии ушел от Марьи Михайловны в сад. Наденька стояла спиной
к Александру, держась
рукой за решетку и опершись головой на
руку, как в тот незабвенный вечер… Она не видала и не слыхала его прихода.
Она села подле него, поглядела на него пристально, как только умеют глядеть иногда женщины, потом тихо отерла ему платком глаза и поцеловала в лоб, а он прильнул губами
к ее
руке. Долго говорили они.
Он сунул мне в
руку адрес, сказал, что вечером на другой день ожидает меня
к себе — и исчез.
— Как же? — спросила она тихо, взяв его за
руки и притягивая
к себе.
Петр Иваныч тихо высвободил свои
руки из ее
рук и украдкой показал на Александра, который стоял у окна, спиной
к ним, и опять начал совершать свое хождение по комнате.
— Дядюшка!.. — сказал Александр, подходя
к нему и протягивая обе
руки.
Петр Иваныч, выспавшись, пришел
к ним, одетый совсем и со шляпой в
руках. Он тоже посоветовал Александру заняться делом по службе и по отделу сельского хозяйства для журнала.
— Аминь! — примолвил дядя, положив ему
руки на плечи. — Ну, Александр, советую тебе не медлить: сейчас же напиши
к Ивану Иванычу, чтобы прислал тебе работу в отделение сельского хозяйства. Ты по горячим следам, после всех глупостей, теперь напишешь преумную вещь. А он все заговаривает: «Что ж, говорит, ваш племянник…»
Александр сидел как будто в забытьи и все смотрел себе на колени. Наконец поднял голову, осмотрелся — никого нет. Он перевел дух, посмотрел на часы — четыре. Он поспешно взял шляпу, махнул
рукой в ту сторону, куда ушел дядя, и тихонько, на цыпочках, оглядываясь во все стороны, добрался до передней, там взял шинель в
руки, опрометью бросился бежать с лестницы и уехал
к Тафаевой.
Тут она подвинулась
к нему и, положив ему на плечо
руку, стала говорить тихо, почти шепотом, на ту же тему, но не так положительно.
Юлия, видя, что он молчит, взяла его за
руку и поглядела ему в глаза. Он медленно отвернулся и тихо высвободил свою
руку. Он не только не чувствовал влечения
к ней, но от прикосновения ее по телу его пробежала холодная и неприятная дрожь. Она удвоила ласки. Он не отвечал на них и сделался еще холоднее, угрюмее. Она вдруг оторвала от него свою
руку и вспыхнула. В ней проснулись женская гордость, оскорбленное самолюбие, стыд. Она выпрямила голову, стан, покраснела от досады.
Александр сидел смущенный, угрюмый.
К нему подкрался Евсей с сапогом, в который опустил
руку.
Они стояли
к нему боком. В отце он не открыл ничего особенного. Белая блуза, нанковые панталоны и низенькая шляпа с большими полями, подбитыми зеленым плюшем. Но зато дочь! как грациозно оперлась она на
руку старика! Ветер по временам отвевал то локон от ее лица, как будто нарочно, чтобы показать Александру прекрасный профиль и белую шею, то приподнимал шелковую мантилью и выказывал стройную талию, то заигрывал с платьем и открывал маленькую ножку. Она задумчиво смотрела на воду.
Александра как будто стерегли. Он тихо отворил дверь, в сильном волнении, на цыпочках, подошел
к дивану и тихо взял за
руку — отца Лизы. Александр вздрогнул, отскочил, хотел бежать, но старик поймал его за фалду и посадил насильно подле себя на диван.
Отыскав в зале место для Лизаветы Александровны, Адуев прислонился
к колонне, под сенью какого-то плечистого меломана, и начал скучать. Он тихонько зевнул в
руку, но не успел закрыть рта, как раздались оглушительные рукоплескания, приветствовавшие артиста. Александр и не взглянул на него.
Проводив тетку до дому, он хотел было ехать
к себе, но она удержала его за
руку.
— Да, правда; только там судьбе не над чем забавляться, больше забавляюсь я над нею: смотришь, то рыба сорвется с удочки, когда уж протянул
к ней
руку, то дождь пойдет, когда собрался за город, или погода хороша, да самому не хочется… ну и смешно…
Александр был растроган; он не мог сказать ни слова. Прощаясь с дядей, он простер было
к нему объятия, хоть и не так живо, как восемь лет назад. Петр Иваныч не обнял его, а взял только его за обе
руки и пожал их крепче, нежели восемь лет назад. Лизавета Александровна залилась слезами.
Анна Павловна посмотрела, хорошо ли постлана постель, побранила девку, что жестко, заставила перестлать при себе и до тех пор не ушла, пока Александр улегся. Она вышла на цыпочках, погрозила людям, чтоб не смели говорить и дышать вслух и ходили бы без сапог. Потом велела послать
к себе Евсея. С ним пришла и Аграфена. Евсей поклонился барыне в ноги и поцеловал у ней
руку.
— Хороши же там у вас девушки: до свадьбы любят! Изменила! мерзавка этакая! Счастье-то само просилось
к ней в
руки, да не умела ценить, негодница! Увидала бы я ее, я бы ей в рожу наплевала. Чего дядя-то смотрел? Кого это она нашла лучше, посмотрела бы я?.. Что ж, разве одна она? полюбишь в другой раз.
Петр Иваныч решительными шагами подошел
к жене и взял ее за
руку.