Неточные совпадения
История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней,
как обо всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, так же
как и обо всем, замолчали. Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет.
Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых? Зато вот настал и миг утраты! Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка — все прощай!
— Эх, матушка Анна Павловна! да кого же мне и любить-то,
как не вас?
Много ли у нас таких,
как вы? Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся… а
как, думаю, не поехать?.. что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать? человек не молодой: чай, голову растеряет.
—
Как озеро, — продолжал Александр, — она полна чего-то таинственного, заманчивого, скрывающего в себе так
много…
Будущность обещала ему
много блеску, торжества; его, казалось, ожидал не совсем обыкновенный жребий,
как вдруг…
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца,
как ты, —
много будет проку! в первый год с ума сойдет, а там и пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее же горничную, потому что права-то природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает тебе того… а без состояния так еще хуже! есть, говорит, нечего!
— Ах да! у дядюшки.
Много было гостей? Пили шампанское? Я даже отсюда слышу,
как пахнет шампанским.
Нет, здесь, — продолжал он,
как будто сам с собой, — чтоб быть счастливым с женщиной, то есть не по-твоему,
как сумасшедшие, а разумно, — надо
много условий… надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение.
Лизавета Александровна вынесла только то грустное заключение, что не она и не любовь к ней были единственною целью его рвения и усилий. Он трудился и до женитьбы, еще не зная своей жены. О любви он ей никогда не говорил и у ней не спрашивал; на ее вопросы об этом отделывался шуткой, остротой или дремотой. Вскоре после знакомства с ней он заговорил о свадьбе,
как будто давая знать, что любовь тут сама собою разумеется и что о ней толковать
много нечего…
— Что это, вы вдвоем сочинили? — спросил он, — что-то
много. Да
как мелко писано: охота же писать!
«Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он не глуп, но что-то не путем сердит на весь мир. В
каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он! Верно, разочарованный. О, боже! когда переведется этот народ?
Как жаль, что от фальшивого взгляда на жизнь гибнет у нас
много дарований в пустых, бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях к тому, к чему они не призваны».
— Надеюсь, ты не откажешься исполнить его для меня. Я для тебя тоже готов сделать, что могу: когда понадобятся деньги — обратись… Так в среду! Эта история продолжится месяц,
много два. Я тебе скажу,
как не нужно будет, тогда и брось.
— Полно!
Какую последнюю надежду: еще
много глупостей впереди.
— Помню,
как ты вдруг сразу в министры захотел, а потом в писатели. А
как увидал, что к высокому званию ведет длинная и трудная дорога, а для писателя нужен талант, так и назад.
Много вашей братьи приезжают сюда с высшими взглядами, а дела своего под носом не видят.
Как понадобится бумагу написать — смотришь, и того… Я не про тебя говорю: ты доказал, что можешь заниматься, а со временем и быть чем-нибудь. Да скучно, долго ждать. Мы вдруг хотим; не удалось — и нос повесили.
— Ты, Александр, хочешь притвориться покойным и равнодушным ко всему, а в твоих словах так и кипит досада: ты и говоришь
как будто не словами, а слезами.
Много желчи в тебе: ты не знаешь, на кого излить ее, потому что виноват только сам.
Я не мог, среди этого анализа, признать мелочей жизни и быть ими доволен,
как дядюшка и
многие другие…
— А может быть, и то! — сказал он, — может быть, вы не по любви, а так, от праздности, сбивали с толку бедную девочку, не зная сами, что из этого будет?.. удастся — хорошо, не удастся — нужды нет! В Петербурге
много этаких молодцов… Знаете,
как поступают с такими франтами?..
— То есть я старался представить тебе жизнь,
как она есть, чтоб ты не забирал себе в голову, чего нет. Я помню,
каким ты молодцом приехал из деревни: надо ж было предостеречь тебя, что здесь таким быть нельзя. Я предостерег тебя, может быть, от
многих ошибок и глупостей: если б не я, ты бы их еще не столько наделал!
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, //
Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Неточные совпадения
Осип, слуга, таков,
как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит
много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Анна Андреевна.
Как можно-с! Вы делаете
много чести. Я этого не заслуживаю.
Городничий. Что, голубчики,
как поживаете?
как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь, брат!» // — Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод хочется? — // — «Никак и впрямь ништо!» — // Клим
как из пушки выпалил; // У
многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак и впрямь ништо!»
Носила я Демидушку // По поженкам… лелеяла… // Да взъелася свекровь, //
Как зыкнула,
как рыкнула: // «Оставь его у дедушки, // Не
много с ним нажнешь!» // Запугана, заругана, // Перечить не посмела я, // Оставила дитя.