Неточные совпадения
Как же ему
было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все
чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не
будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.
Ты прежде всего забудь эти священные да небесные
чувства, а приглядывайся к делу так, проще, как оно
есть, право, лучше,
будешь и говорить проще.
Ужели корсет вечно
будет подавлять и вздох любви и вопль растерзанного сердца? неужели не даст простора
чувству?..
— Не способен рассчитывать, то
есть размышлять. Велика фигура — человек с сильными
чувствами, с огромными страстями! Мало ли какие
есть темпераменты? Восторги, экзальтация: тут человек всего менее похож на человека, и хвастаться нечем. Надо спросить, умеет ли он управлять
чувствами; если умеет, то и человек…
— Поглупее! Не называете ли вы глупостью то, что я
буду любить глубже, сильнее вас, не издеваться над
чувством, не шутить и не играть им холодно, как вы… и не сдергивать покрывала с священных тайн…
Живость, пылкость и лихорадочность этого
чувства не дают ему
быть продолжительным.
Потом он посылал стихи под чужим именем в журнал. Их печатали, потому что они
были недурны, местами не без энергии и все проникнуты пылким
чувством; написаны гладко.
— Ты бы не должен
был обнаруживать пред ней
чувства во всей силе: женщина охлаждается, когда мужчина выскажется весь…
Александр молчал. Последние доказательства совсем сбили его с ног. Возражать
было нечего, но он находился под влиянием господствовавшего в нем
чувства. Он вспомнил об утраченном счастье, о том, что теперь другой… И слезы градом потекли по щекам его.
Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он
был тих, важен, туманен, как человек, выдержавший, по его словам, удар судьбы, — говорил о высоких страданиях, о святых, возвышенных
чувствах, смятых и втоптанных в грязь — «и кем? — прибавлял он, — девчонкой, кокеткой и презренным развратником, мишурным львом. Неужели судьба послала меня в мир для того, чтоб все, что
было во мне высокого, принести в жертву ничтожеству?»
— Дядюшка твердит, что я должен
быть благодарен Наденьке, — продолжал он, — за что? чем ознаменована эта любовь? всё пошлости, всё общие места.
Было ли какое-нибудь явление, которое бы выходило из обыкновенного круга ежедневных дрязгов? Видно ли
было в этой любви сколько-нибудь героизма и самоотвержения? Нет, она все почти делала с ведома матери! отступила ли для меня хоть раз от условий света, от долга? — никогда! И это любовь!!! Девушка — и не умела влить поэзии в это
чувство!
Лизавета Александровна вдруг покраснела. Она не могла внутренно не согласиться с племянником, что
чувство без всякого проявления как-то подозрительно, что, может
быть, его и нет, что если б
было, оно бы прорвалось наружу, что, кроме самой любви, обстановка ее заключает в себе неизъяснимую прелесть.
— Не соглашусь, ни за что не соглашусь: это главное там на заводе, может
быть, а вы забываете, что у человека
есть еще
чувство…
— Теперь уж жертвы не потребую — не беспокойтесь. Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о дружбе, как о любви… Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим определением этих двух
чувств, как я их понимал и как они должны
быть, а теперь вижу, что это ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца… Люди не способны к таким
чувствам. Прочь — это коварные слова!..
Иногда угасшая любовь придет на память, он взволнуется — и за перо: и напишет трогательную элегию. В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, — смотришь — и родится несколько энергических стихов. В то же время он обдумывал и писал повесть. Он потратил на нее много размышления,
чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка
была в восхищении.
А Юлии из своего окна видно
было только, как солнце заходит за дом купца Гирина; с подругами она никогда не разлучалась, а дружба и любовь… но тут впервые мелькнула у ней идея об этих
чувствах. Надо же когда-нибудь узнать о них.
Говоря этим высоким слогом, слово за слово, он добрался наконец до слова: супружество. Юлия вздрогнула, потом заплакала. Она подала ему руку с
чувством невыразимой нежности и признательности, и они оба оживились, оба вдруг заговорили. Положено
было Александру поговорить с теткой и просить ее содействия в этом мудреном деле.
Не
было ни одного загородного места, которого бы они не посетили, ни одной пьесы, которой бы они не видали вместе, ни одной книги, которую бы не прочитали и не обсудили. Они изучили
чувства, образ мыслей, достоинства и недостатки друг друга, и ничто уже не мешало им привести в исполнение задуманный план.
Эта женщина поддалась
чувству без борьбы, без усилий, без препятствий, как жертва: слабая, бесхарактерная женщина! осчастливила своей любовью первого, кто попался; не
будь меня, она полюбила бы точно так же Суркова, и уже начала любить: да! как она ни защищайся — я видел! приди кто-нибудь побойчее и поискуснее меня, она отдалась бы тому… это просто безнравственно!
Я внутренне убежден, что
чувство должно
быть постоянно, вечно…
Эта таинственность только раздражала любопытство, а может
быть, и другое
чувство Лизы. На лице ее, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла на Александра грустный взгляд, со вздохом отводила глаза и потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы! может
быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы берегла вас, как бы любила… я бы защитила вас от самой судьбы, я бы…» и прочее.
Первым трофеем его победы над собой
был поцелуй, похищенный им у Лизы, потом он обнял ее за талию, сказал, что никуда не едет, что выдумал это, чтоб испытать ее, узнать,
есть ли в ней
чувство к нему.
Она просила с таким
чувством, так убедительно, что у Александра не стало духу отказаться, и он пошел за ней, склонив голову. Петр Иваныч
был у себя в кабинете.
Он тогда опомнился и стал догадываться, что, ограждая жену методически от всех уклонений, которые могли бы повредить их супружеским интересам, он вместе с тем не представил ей в себе вознаградительных условий за те, может
быть, непривилегированные законом радости, которые бы она встретила вне супружества, что домашний ее мир
был не что иное, как крепость, благодаря методе его неприступная для соблазна, но зато в ней встречались на каждом шагу рогатки и патрули и против всякого законного проявления
чувства…
Петр Иваныч
был добр; и если не по любви к жене, то по
чувству справедливости он дал бы бог знает что, чтоб поправить зло; но как поправить?
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем:
есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам
чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне
поют: «Трудись!»
«
Пей, вахлачки, погуливай!» // Не в меру
было весело: // У каждого в груди // Играло
чувство новое, // Как будто выносила их // Могучая волна // Со дна бездонной пропасти // На свет, где нескончаемый // Им уготован пир!
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного
чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно
быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена
была я скрыть мое
чувство.