Неточные совпадения
—
Послушай, Саша, — сказала она в волнении, положив ему руку на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, — еще время не ушло: подумай, останься!
Он
слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока.
— Да ты не
слушаешь, — сказала она. — Куда это ты так пристально загляделся?
Александр
слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.
— Слушаю-с, — отвечал слуга, — а с гостинцами что прикажете делать?
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять на меня; а мнение свое сказать, изволь — не отказываюсь, ты
слушай или не
слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь на удачу. У вас там свой взгляд на жизнь: как переработаешь его? Вы помешались на любви, на дружбе, да на прелестях жизни, на счастье; думают, что жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а дела не делают… как я отучу тебя от всего этого? — мудрено!
—
Послушай, не хочешь ли ты поужинать? — сказал Петр Иваныч ему вслед.
— Нашел-таки случай! — сказал дядя, вытирая щеку, — как это я не остерегся! Ну, так
слушай же. Скажи, что ты знаешь, к чему чувствуешь себя способным.
— Как!
слушавши лекции?..
Но все еще, к немалому горю Петра Иваныча, он далеко был от холодного разложения на простые начала всего, что волнует и потрясает душу человека. О приведении же в ясность всех тайн и загадок сердца он не хотел и
слушать.
— Нет, дядюшка, грустно
слушать вас! лучше познакомьте меня с этой приезжей барыней…
— Ну,
слушай же, очень забавно! Ты вчера виделся с своей красавицей наедине…
— Потом, — продолжал неумолимый дядя, — ты начал стороной говорить о том, что вот-де перед тобой открылся новый мир. Она вдруг взглянула на тебя, как будто
слушает неожиданную новость; ты, я думаю, стал в тупик, растерялся, потом опять чуть внятно сказал, что только теперь ты узнал цену жизни, что и прежде ты видал ее… как ее? Марья, что ли?
Ни слова больше, Александр; уходи… и
слушать не стану; завтра обедай у меня, кое-кто будет.
Ему противно было
слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общим и одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот, думал, малый заленится, замотается, придет к нему за деньгами, сядет на шею.
А если, при встрече, разговор заходил о чувстве, он насмешливо молчал или
слушал, как человек, которого убеждения нельзя поколебать никакими доводами.
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны — сесть поближе, сел в угол и стал смотреть в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за креслом матери, с любопытством смотрела на графа и
слушала, что и как он говорит: он был для нее новостью.
— Я не могу
слушать вас! — сказала она и пошла было прочь, — в последний раз вы были…
—
Послушайте, — сказал он таким голосом, что маска вдруг слетела с притворщицы, — оставим маменьку в стороне: сделайтесь на минуту прежней Наденькой, когда вы немножко любили меня… и отвечайте прямо: мне это нужно знать, ей-богу, нужно.
Адуев только что спустился с лестницы, как силы изменили ему: он сел на последней ступени, закрыл глаза платком и вдруг начал рыдать громко, но без слез. В это время мимо сеней проходил дворник. Он остановился и
послушал.
— Марфа, а Марфа! — закричал он, подошедши к своей засаленной двери, — подь-ка сюда,
послушай, как тут кто-то ревет, словно зверь. Я думал, не арапка ли наша сорвалась с цепи, да нет, это не арапка.
— Дядюшка! вы не в таком расположении духа, чтоб
слушать печальную повесть моего горя, — сказал Александр, взявши шляпу, — я лучше приду завтра…
— Ну так возьми сигару да рассказывай, а я буду
слушать обоими ушами, — сказал Петр Иваныч и живо принялся есть.
— Пока не знал, а теперь… о люди, люди! жалкий род, достойный слез и смеха! […жалкий род, достойный слез и смеха — из стихотворения А.С. Пушкина «Полководец»] Сознаюсь, кругом виноват, что не
слушал вас, когда вы советовали остерегаться всякого…
— Да ничего. Я
слушаю, что ты говоришь.
— Сам посуди, как
слушать серьезно такой вздор: зовет в секунданты!
—
Послушай, Александр! — начал Петр Иваныч, отирая салфеткой рот и подвигая к племяннику кресло, — я вижу, что с тобой точно надо поговорить не шутя.
— Вот
послушай. Скажи-ка, ты на кого особенно сердит: на графа или на нее… как ее… Анюта, что ли?
На Востоке бы тебе жить: там еще приказывают женщинам, кого любить; а не
слушают, так их топят.
— А! — с досадой перебил Петр Иваныч, — тошно
слушать такой вздор!
Лизавета Александровна
слушала снисходительно его иеремиады и утешала, как могла. Ей это было вовсе не противно, может быть, и потому, что в племяннике она все-таки находила сочувствие собственному сердцу, слышала в его жалобах на любовь голос не чуждых и ей страданий.
Она жадно прислушивалась к стонам его сердца и отвечала на них неприметными вздохами и никем не видимыми слезами. Она, даже и на притворные и приторные излияния тоски племянника, находила утешительные слова в таком же тоне и духе; но Александр и
слушать не хотел.
— у Грибоедова: «Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит („Горе от ума“, действие третье, явление 1)]
Слушайте же: вы знаете, я имел друга, которого не видал несколько лет, но для которого у меня всегда оставался уголок в сердце.
— Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде… так он и отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед вами, когда искал места чрез ваше посредство? А теперь
послушайте, что говорит про вас…
— Верю, верю, Александр! — отвечала она, — вы не
слушайте Петра Иваныча: он из мухи делает слона: рад случаю поумничать. Перестань, ради бога, Петр Иваныч.
— Вы не
слушайте его: он иногда и неправду говорит.
— Не
слушайте Петра Иваныча: рассуждайте с ним о политике, об агрономии, о чем хотите, только не о поэзии. Он вам никогда об этом правды не скажет. Вас оценит публика — вы увидите… Так будете писать?
—
Послушай, Петр Иваныч: ты, право, опоздаешь! — перебила Лизавета Александровна, — скоро десять часов.
Стали читать. Петр Иваныч ни разу не вздремнул,
слушал, не сводя глаз с Александра, даже редко мигал, а два раза так одобрительно кивнул головой.
—
Послушай: ведь ты мне не веришь, нечего и спорить; изберем лучше посредника. Я даже вот что сделаю, чтоб кончить это между нами однажды навсегда: я назовусь автором этой повести и отошлю ее к моему приятелю, сотруднику журнала: посмотрим, что он скажет. Ты его знаешь и, вероятно, положишься на его суд. Он человек опытный.
— Экой какой! Ну,
слушай: Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует — не мог угадать. Я допытываться, зачем деньги? Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет отделать себе квартиру на Литейной. Я припоминать, что бы такое было на Литейной, — и вспомнил, что Тафаева живет там же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Уж и задаток дал. Беда грозит неминучая, если… не поможешь ты. Теперь догадался?
— Напротив, тут-то и будет. Если б ты влюбился, ты не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь… да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как свои пять пальцев. Он, как увидит, что ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне это только и нужно…
Слушай, Александр, это очень важно для меня: если ты это сделаешь — помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе? они — твои: только пьедестал ты сам купи.
Заговорил что-то о балете и получил в ответ да, когда надо было сказать нет, и наоборот: ясно, что его не
слушали.
А
послушать этих дам, так чего они не скажут! слова: судьба, симпатия, безотчетное влечение, неведомая грусть, смутные желания — так и толкают одно другое, а кончится все-таки вздохом, словом «нервы» и флакончиком со спиртом.
— Да, да,
слушай его: он сам не умеет.
Он
слушать ничего не хочет.
Послушайте, что сделали бы вы на месте Венеры? (франц.)]
Юлия зевнула, только что немец перевел ей первую страницу из Вейссе, и потом вовсе не
слушала. Так от немца у ней в памяти и осталось только, что частица zu ставится иногда на концу.