Неточные совпадения
— Никогда! — повторил он с досадой, — какая ложь в этих словах: «никогда», «всегда»!.. Конечно, «никогда»: год, может быть, два… три… Разве это не — «никогда»? Вы хотите бессрочного
чувства? Да разве оно есть? Вы пересчитайте всех ваших голубей и голубок: ведь никто бессрочно не любит. Загляните в их гнезда — что там? Сделают свое дело, выведут
детей, а потом воротят носы в разные стороны. А только от тупоумия сидят вместе…
— Ну пусть для семьи, что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать
детей? Это уже не любовь, а особая забота, дело нянек, старых баб! Вы хотите драпировки: все эти
чувства, симпатии и прочее — только драпировка, те листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…
Нужно сколько можно более и правильнее упражнять внешние
чувства ребёнка, чтобы увеличился запас впечатлений в его мозгу, и тогда светлые взгляды и суждения о различных отношениях предметов неизбежно явятся в голове его сами собою.
Аксаков, и, разумеется, как всегда, непосредственное
чувство ребенка, еще чистого и неиспорченного, служит и здесь горькою уликою взрослым.
Неточные совпадения
Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом
чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное
чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда
ребенок чихнул.
Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто
детей, женщин, стариков;
чувство возмущается, и русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти ужасы.
Дети знали Левина очень мало, не помнили, когда видали его, но не выказывали в отношении к нему того странного
чувства застенчивости и отвращения, которое испытывают
дети так часто к взрослым притворяющимся людям и за которое им так часто и больно достается.
Присутствие этого
ребенка всегда и неизменно вызывало во Вронском то странное
чувство беспричинного омерзения, которое он испытывал последнее время.
«Эта холодность — притворство
чувства, — говорила она себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать
ребенка, а я стану покоряться им! Ни за что! Она хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного
ребенка.