Неточные совпадения
— Я не проповедую коммунизма, кузина,
будьте покойны. Я только отвечаю на ваш вопрос: «что делать», и хочу доказать, что никто не имеет права не знать жизни. Жизнь сама тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» — я тоже не могу, не
умею.
Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а не живете. Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
— Полноте, полноте лукавить! — перебил Кирилов, — не
умеете делать рук, а поучиться — терпенья нет! Ведь если вытянуть эту руку, она
будет короче
другой; уродец, в сущности, ваша красавица! Вы все шутите, а ни жизнью, ни искусством шутить нельзя! То и
другое строго: оттого немного на свете и людей и художников…
«Ничего больше не надо для счастья, — думал он, —
умей только остановиться вовремя, не заглядывать вдаль. Так бы сделал
другой на моем месте. Здесь все
есть для тихого счастья — но… это не мое счастье!» Он вздохнул. «Глаза привыкнут… воображение устанет, — и впечатление износится… иллюзия лопнет, как мыльный пузырь, едва разбудив нервы!..»
Жилось ему сносно: здесь не
было ни в ком претензии казаться чем-нибудь
другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно
было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее. Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы
быть проще, и не
умеют; здесь, не думая о том, все просты, никто не лез из кожи подделаться под простоту.
— Да, да; правда? Oh, nous nous convenons! [О, как мы подходим
друг к
другу! (фр.)] Что касается до меня, я
умею презирать свет и его мнения. Не правда ли, это заслуживает презрения? Там, где
есть искренность, симпатия, где люди понимают
друг друга, иногда без слов, по одному такому взгляду…
— Нет, — начал он, —
есть ли кто-нибудь, с кем бы вы могли стать вон там, на краю утеса, или сесть в чаще этих кустов — там и скамья
есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и не заметить времени, проговорить без умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать
друг друга, и понимать не только слова, но знать, о чем молчит
другой, и чтоб он
умел читать в этом вашем бездонном взгляде вашу душу, шепот сердца… вот что!
— С
другой бы, может
быть, так и надо сделать, а не с ней, — продолжала Татьяна Марковна. — Тебе, сударь, надо
было тихонько сказать мне, а я бы
сумела, лучше тебя, допытаться у нее, любит она или нет? А ты сам вздумал…
Она употребила
другой маневр: сказала мужу, что
друг его знать ее не хочет, не замечает, как будто она
была мебель в доме, пренебрегает ею, что это ей очень обидно и что виноват во всем муж, который не
умеет привлечь в дом порядочных людей и заставить уважать жену.
«Уменье жить» ставят в великую заслугу
друг другу, то
есть уменье «казаться», с правом в действительности «не
быть» тем, чем надо
быть. А уменьем жить называют уменье — ладить со всеми, чтоб
было хорошо и
другим, и самому себе,
уметь таить дурное и выставлять, что годится, — то
есть приводить в данный момент нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большей частию не обладая самой музыкой.
Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой
друг!
Умей различить,
умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою
был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не
умел грамоте, а
умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом
был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед
другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать,
было не понято его братом. Он не знал только, почему это
было не понято: потому ли, что он не
умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно
другом, личном своем деле.
Анна достала подарки, которые посылали дети Долли, и рассказала сыну, какая в Москве
есть девочка Таня и как Таня эта
умеет читать и учит даже
других детей.
Для чего она сказала это, чего она за секунду не думала, она никак бы не могла объяснить. Она сказала это по тому только соображению, что, так как Вронского не
будет, то ей надо обеспечить свою свободу и попытаться как-нибудь увидать его. Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей нужно
было, как и ко многим
другим, она не
умела бы объяснить, а вместе с тем, как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским, не могла придумать ничего лучшего.