Неточные совпадения
Иногда вдруг появлялось в ней что-то
сильное, властное, гордое: она выпрямлялась, лицо озарялось какою-то внезапною строгою или важною мыслию, как будто уносившею ее далеко от этой мелкой жизни в какую-то
другую жизнь.
Словом, те же желания и стремления, как при встрече с Беловодовой, с Марфенькой, заговорили и теперь, но только
сильнее, непобедимее, потому что Вера была заманчива, таинственно-прекрасна, потому что в ней вся прелесть не являлась сразу, как в тех двух, и в многих
других, а пряталась и раздражала воображение, и это еще при первом шаге!
Все встали, окружили ее, и разговор принял
другое направление. Райскому надоела вся эта сцена и эти люди, он собирался уже уйти, но с приходом Веры у него заговорила такая
сильная «дружба», что он остался, как пригвожденный к стулу.
— Да так:
сильный сильного никогда не полюбит; такие, как козлы, лишь сойдутся, сейчас и бодаться начнут! А
сильный и слабый — только и ладят. Один любит
другого за силу, а тот…
Еще прыжок: плетень и канава скрыли бы их
друг от
друга навсегда. За оградой — рассудок и воля заговорят
сильнее и одержат окончательную победу. Он обернулся.
В Вере оканчивалась его статуя гармонической красоты. А тут рядом возникла
другая статуя —
сильной, античной женщины — в бабушке. Та огнем страсти, испытания, очистилась до самопознания и самообладания, а эта…
За ним всё стояли и горячо звали к себе — его три фигуры: его Вера, его Марфенька, бабушка. А за ними стояла и
сильнее их влекла его к себе — еще
другая, исполинская фигура,
другая великая «бабушка» — Россия.
Много было великих народов с великою историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо
сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей.
— Но дело не в том-с. Перехожу теперь к главному, — продолжала Елена, — мы обыкновенно наши письма, наши разговоры чаще всего начинаем с того, что нас радует или сердит, — словом, с того, что в нас в известный момент
сильней другого живет, — согласны вы с этим?
Неточные совпадения
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. — Теперь признано, что настоящее образование может быть только чисто классическое; но мы видим ожесточенные споры той и
другой стороны, и нельзя отрицать, чтоб и противный лагерь не имел
сильных доводов в свою пользу.
Одно привычное чувство влекло его к тому, чтобы снять с себя и на нее перенести вину;
другое чувство, более
сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
— Я не высказываю своего мнения о том и
другом образовании, — с улыбкой снисхождения, как к ребенку, сказал Сергей Иванович, подставляя свой стакан, — я только говорю, что обе стороны имеют
сильные доводы, — продолжал он, обращаясь к Алексею Александровичу. — Я классик по образованию, но в споре этом я лично не могу найти своего места. Я не вижу ясных доводов, почему классическим наукам дано преимущество пред реальными.
Некоторые отделы этой книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и
другие части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения не могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество и если не переворот в науке, то во всяком случае
сильное волнение в ученом мире.
Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что
сильнее, чем у всех
других, было в его душе: «Ах, хоть бы один конец!» Или: «Когда это кончится!»