Неточные совпадения
Проглотив несколько капель, она указала ему
место на подушке и сделала знак, чтоб он положил
свою голову. Она положила ему руку на голову, а он украдкой утирал слезы.
В другом
месте видел Райский такую же, сидящую у окна, пожилую женщину, весь век проведшую в
своем переулке, без суматохи, без страстей и волнений, без ежедневных встреч с бесконечно разнообразной породой подобных себе, и не ведающую скуки, которую так глубоко и тяжко ведают в больших городах, в центре дел и развлечений.
Леонтий был классик и безусловно чтил все, что истекало из классических образцов или что подходило под них. Уважал Корнеля, даже чувствовал слабость к Расину, хотя и говорил с усмешкой, что они заняли только тоги и туники, как в маскараде, для
своих маркизов: но все же в них звучали древние имена дорогих ему героев и
мест.
Другой мечтал добиться высокого поста в службе, на котором можно свободно действовать на широкой арене, и добился
места члена в клубе, которому и посвятил
свои досуги.
— Помилуй, Леонтий; ты ничего не делаешь для
своего времени, ты пятишься, как рак. Оставим римлян и греков — они сделали
свое. Будем же делать и мы, чтоб разбудить это (он указал вокруг на спящие улицы, сады и дома). Будем превращать эти обширные кладбища в жилые
места, встряхивать спящие умы от застоя!
Он бы уже соскучился в
своей Малиновке, уехал бы искать в другом
месте «жизни», радостно захлебываться ею под дыханием страсти или не находить, по обыкновению, ни в чем примирения с
своими идеалами, страдать от уродливостей и томиться мертвым равнодушием ко всему на свете.
Обращаясь от двора к дому, Райский в сотый раз усмотрел там, в маленькой горенке, рядом с бабушкиным кабинетом, неизменную картину: молчаливая, вечно шепчущая про себя Василиса, со впалыми глазами, сидела у окна, век
свой на одном
месте, на одном стуле, с высокой спинкой и кожаным, глубоко продавленным сиденьем, глядя на дрова да на копавшихся в куче сора кур.
Ему страх как захотелось увидеть Веру опять наедине, единственно затем, чтоб только «великодушно» сознаться, как он был глуп, неверен
своим принципам, чтоб изгладить первое, невыгодное впечатление и занять по праву
место друга — покорить ее гордый умишко, выиграть доверие.
Марфенька не сидела на
месте: она то нальет вина кому-нибудь, то попотчует закуской или старается занять разговором
своих приятельниц.
Она сидела в
своей красивой позе, напротив большого зеркала, и молча улыбалась
своему гостю, млея от удовольствия. Она не старалась ни приблизиться, ни взять Райского за руку, не приглашала сесть ближе, а только играла и блистала перед ним
своей интересной особой, нечаянно показывала «ножки» и с улыбкой смотрела, как действуют на него эти маневры. Если он подходил к ней, она прилично отодвигалась и давала ему подле себя
место.
Тут был и Викентьев. Ему не сиделось на
месте, он вскакивал, подбегал к Марфеньке, просил дать и ему почитать вслух, а когда ему давали, то он вставлял в роман от себя целые тирады или читал разными голосами. Когда говорила угнетенная героиня, он читал тоненьким, жалобным голосом, а за героя читал
своим голосом, обращаясь к Марфеньке, отчего та поминутно краснела и делала ему сердитое лицо.
Она вдруг перестала вырываться, оставила ему
свою руку, которую он продолжал держать, и с бьющимся сердцем и напряженным любопытством послушно окаменела на
месте.
Он смотрит, ищет, освещает темные
места своего идеала, пытает собственный ум, совесть, сердце, требуя опыта, наставления, — чего хотел и просит от нее, чего недостает для полной гармонии красоты? Прислушивался к
своей жизни, припоминал все, что оскорбляло его в его прежних, несостоявшихся идеалах.
Он старался оправдать загадочность ее поведения с ним, припоминая
свой быстрый натиск: как он вдруг предъявил
свои права на ее красоту,
свое удивление последней, поклонение, восторги, вспоминал, как она сначала небрежно, а потом энергически отмахивалась от его настояний, как явно смеялась над его страстью, не верила и не верит ей до сих пор, как удаляла его от себя, от этих
мест, убеждала уехать, а он напросился остаться!
И оба встали с
места, оба бледные, стараясь не глядеть друг на друга. Она искала, при слабом, проницавшем сквозь ветви лунном свете,
свою мантилью. Руки у ней дрожали и брали не то, что нужно. Она хваталась даже за ружье.
Райский бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно возвращалась по полю к дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица.
Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела в глаза
своей «беде».
Старуха вздрогнула и оглянулась на старый дом. Он перестоял все — когда все живое с ужасом ушло от этих
мест — он стоит мрачный, облупившийся, с
своими темно-бурыми кирпичными боками.
Пробыв неделю у Тушина в «Дымке», видя его у него, дома, в поле, в лесу, в артели, на заводе, беседуя с ним по ночам до света у камина, в его кабинете, — Райский понял вполне Тушина, многому дивился в нем, а еще более дивился глазу и чувству Веры, угадавшей эту простую, цельную фигуру и давшей ему в
своих симпатиях
место рядом с бабушкой и с сестрой.
За отсутствием Татьяны Марковны Тушин вызвался быть хозяином Малиновки. Он называл ее
своей зимней квартирой, предполагая ездить каждую неделю, заведовать домом, деревней и прислугой, из которой только Василиса, Егор, повар и кучер уезжали с барыней в Новоселово. Прочие все оставались на
месте, на
своем положении. Якову и Савелью поручено было состоять в распоряжении Тушина.
— Попробую, начну здесь, на
месте действия! — сказал он себе ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от
своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну
свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Неточные совпадения
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два
места: в одном, как великие люди способствовали благу
своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло
свою доверенность и силу, с высоты пышной
своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без благонравия никто не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для
мест, а не
места похищаются людьми, — тогда всякий находит
свою выгоду быть благонравным и всякий хорош становится.
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить
свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на
месте, чтобы засвидетельствовать.
Так, например, заседатель Толковников рассказал, что однажды он вошел врасплох в градоначальнический кабинет по весьма нужному делу и застал градоначальника играющим
своею собственною головою, которую он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить к надлежащему
месту.
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже
своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих
мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.