Неточные совпадения
Пришла в голову Райскому другая царица скорби, великая
русская Марфа, скованная, истерзанная московскими
орлами, но сохранившая в тюрьме свое величие и могущество скорби по погибшей славе Новгорода, покорная телом, но не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
Россия, под самодержавным правлением потомков великого Петра, возрастала в силе и могуществе; южный ветер лелеял
русских орлов на берегах Дуная; наши волжские песни раздавались в древней Скандинавии; среди цветущих полей Италии и на вершинах Сент-Готарда сверкали русские штыки: мы пожинали лавры в странах иноплеменных; но более столетия ни один вооруженный враг не смел переступить за границу нашего отечества.
Потомок Карла Скавронского, латыша крестьянина, родного брата императрицы Екатерины I, в девицах Марты Скавронской, имел в гербе три розы, напоминавшие о трех сестрах Скавронских, «жаворонок», по-латышски — «skawronek», так как от этого слова произошла их фамилия, и двуглавые
русские орлы, в данном случае, не только по правилам геральдики, свидетельствовавшие об особенном благоволении государя к поданному, но и заявившие о родстве Скавронских с императорским домом.
Неточные совпадения
Он видит: Терек своенравный // Крутые роет берега; // Пред ним парит
орел державный, // Стоит олень, склонив рога; // Верблюд лежит в тени утеса, // В лугах несется конь черкеса, // И вкруг кочующих шатров // Пасутся овцы калмыков, // Вдали — кавказские громады: // К ним путь открыт. Пробилась брань // За их естественную грань, // Чрез их опасные преграды; // Брега Арагвы и Куры // Узрели
русские шатры.
Мне тогда было всего лет восемь, но я уже побывал в своей жизни в
Орле и в Кромах и знал некоторые превосходные произведения
русского искусства, привозимые купцами к нашей приходской церкви на рождественскую ярмарку.
Он даже начал собирать «открытки» на политические темы; сначала их навязывала ему Сомова, затем он сам стал охотиться за ними, и скоро у него образовалась коллекция картинок, изображавших Финляндию, которая защищает конституцию от нападения двуглавого
орла,
русского мужика, который пашет землю в сопровождении царя, генерала, попа, чиновника, купца, ученого и нищего, вооруженных ложками; «Один с сошкой, семеро — с ложкой», — подписано было под рисунком.
У них и у нас запало с ранних лет одно сильное, безотчетное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы — за пророчество: чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к
русскому народу,
русскому быту, к
русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый
орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно.
— Хорошего нового ничего нет, — заговорил старик. — Только и нового, что все зайцы совещаются, как им
орлов прогнать. А
орлы всё рвут то одного, то другого. На прошлой неделе
русские собаки у мичицких сено сожгли, раздерись их лицо, — злобно прохрипел старик.