Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него на сердце, он
подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный человек»?
Когда учитель, человек с лысой головой и отвислой нижней губой, позвал: «Смолин, Африкан!» — рыжий мальчик, не торопясь, поднялся на ноги,
подошел к учителю, спокойно уставился в лицо ему и, выслушав задачу, стал тщательно выписывать мелом на доске большие круглые цифры.
Скоро в дверях ее явился частный пристав, следователь и доктор. Все трое поочередно
подходили к учителю и, взглянув на него, выходили вон, награждая Кувалду косыми и подозрительными взглядами. Он сидел, не обращая на них внимания, пока пристав не спросил его, кивая головой на учителя:
Но как-то раз, уже далеко отойдя от селения, встретившего их радушно, Фома и Иуда горячо заспорили и, чтобы решить спор, вернулись обратно. Только на другой день догнали они Иисуса с учениками, и Фома имел вид смущенный и грустный, а Иуда глядел так гордо, как будто ожидал, что вот сейчас все начнут его поздравлять и благодарить.
Подойдя к учителю, Фома решительно заявил:
Неточные совпадения
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство
учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая на учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался
к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем ученикам двух первых парт,
подходил и тянул тоненьким голосом:
Но он высвободился из-под ее руки, втянув в себя голову, как черепаха, и она без всякой обиды пошла танцевать с Нюрой. Кружились и еще три пары. В танцах все девицы старались держать талию как можно прямее, а голову как можно неподвижнее, с полным безучастием на лицах, что составляло одно из условий хорошего тона заведения. Под шумок
учитель подошел к Маньке Маленькой.
Бережно сложив тетрадь баллов,
учитель встал и
подошел к двери, как будто не замечая моего взгляда, в котором выражались отчаяние, мольба и упрек.
Берут полевой цветок и ждут, пока из чашечки его выползет букашка; в ожидании кричат: «Поп! поп! выпусти собаку!» (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина)]
Подошел я
к одному: «Друг мой! кто тебя этому научил?» — «Новый
учитель», говорит.
— Об
учителе Тулузове! — повторил сам с собой письмоводитель, как бы стараясь припомнить. — Это дело, если я не ошибаюсь, тридцать шестого года! — заключил он и,
подойдя к одному из шкапов, прямо вынул из него дело Тулузова. Видимо, что сей скромный чиновник был наделен от природы весьма хорошею памятью.