— Ah, c’est degoutant. [Ах, гадость (фр.).]
Никто не верит, все смеются над Тычковым, что он унизился расспрашивать помешавшуюся от пьянства нищую… Я не стану повторять…
Неточные совпадения
Незнание или отсутствие убеждения облечено у него в форму какого-то легкого, поверхностного всеотрицания: он относился ко всему небрежно, ни перед чем искренно
не склоняясь, ничему глубоко
не веря и ни к чему особенно
не пристращаясь. Немного насмешлив, скептичен, равнодушен и ровен в сношениях со всеми,
не даря
никого постоянной и глубокой дружбой, но и
не преследуя
никого настойчивой враждой.
Она влюблена — какая нелепость, Боже сохрани! Этому
никто и
не поверит. Она по-прежнему смело подняла голову и покойно глядела на него.
— Что же, cousin, чему я должна
верить: им ли? — она указала на предков, — или, бросив все,
не слушая
никого, вмешаться в толпу и жить «новою жизнью»?
— Да, лучше оставим, — сказала и она решительно, — а я слепо
никому и ничему
не хочу
верить,
не хочу! Вы уклоняетесь от объяснений, тогда как я только вижу во сне и наяву, чтоб между нами
не было никакого тумана, недоразумений, чтоб мы узнали друг друга и
верили… А я
не знаю вас и…
не могу
верить!
Вы
не дорожили ничем — даже приличиями, были небрежны в мыслях, неосторожны в разговорах, играли жизнью, сорили умом,
никого и ничего
не уважали, ни во что
не верили и учили тому же других, напрашивались на неприятности, хвастались удалью.
Этой тайны вы
не обязаны
поверять никому.
Но ведь сознательное достижение этой высоты — путем мук, жертв, страшного труда всей жизни над собой — безусловно, без помощи посторонних, выгодных обстоятельств, дается так немногим, что — можно сказать — почти
никому не дается, а между тем как многие, утомясь, отчаявшись или наскучив битвами жизни, останавливаются на полдороге, сворачивают в сторону и, наконец, совсем теряют из вида задачу нравственного развития и перестают
верить в нее.
Всех печальнее был Тит Никоныч. Прежде он последовал бы за Татьяной Марковной на край света, но после «сплетни», по крайней мере вскоре, было бы
не совсем ловко ехать с нею. Это могло подтвердить старую историю, хотя ей частию
не поверили, а частию забыли о ней, потому что живых свидетелей, кроме полупомешанной бабы,
никого не было.
― У нас идут переговоры с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который
никто не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их положение будет определенно, как мое, как твое.
Он был храбр, говорил мало, но резко;
никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, — которых прелесть трудно постигнуть, не видав их, — он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали.
Сонечка не задумалась бы сказать и про Обломова, что пошутила с ним, для развлечения, что он такой смешной, что можно ли любить «такой мешок», что этому
никто не поверит. Но такой образ поведения мог бы быть оправдан только мужем Сонечки и многими другими, но не Штольцем.
Неточные совпадения
Никто, кроме ее самой,
не понимал ее положения,
никто не знал того, что она вчера отказала человеку, которого она, может быть, любила, и отказала потому, что
верила в другого.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна.
Никто этому
верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
Вронский ничего и
никого не видал. Он чувствовал себя царем,
не потому, чтоб он
верил, что произвел впечатление на Анну, — он еще
не верил этому, — но потому, что впечатление, которое она произвела на него, давало ему счастье и гордость.
— Стало быть, вы молитесь затем, чтобы угодить тому, которому молитесь, чтобы спасти свою душу, и это дает вам силы и заставляет вас подыматься рано с постели.
Поверьте, что если <бы> вы взялись за должность свою таким образом, как бы в уверенности, что служите тому, кому вы молитесь, у вас бы появилась деятельность, и вас
никто из людей
не в силах <был бы> охладить.
Никому в мире я
не решился бы
поверить этого чувства, так много я дорожил им.