Неточные совпадения
На ночь он уносил рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в эти нежные глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в
груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи, с закрытыми глазами и невольным, чуть сдержанным стоном, прижал рисунок обеими руками
к тому месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на пол…
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая на затылок и шею темная коса, высокая
грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между
тем они стояли так близко друг
к другу. В галерее их не поставили бы рядом: в жизни они сходились — и он смотрел одичалыми глазами на обе.
Он прижал ее руку
к груди и чувствовал, как у него бьется сердце, чуя близость… чего? наивного, милого ребенка, доброй сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на
то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
Но она все нейдет. Его взяло зло, он собрал рисунки и только хотел унести опять
к себе наверх, как распахнулась дверь и пред ним предстала… Полина Карповна, закутанная, как в облака, в кисейную блузу, с голубыми бантами на шее, на
груди, на желудке, на плечах, в прозрачной шляпке с колосьями и незабудками. Сзади шел
тот же кадет, с веером и складным стулом.
Неточные совпадения
Сам Государев посланный //
К народу речь держал, //
То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, //
То ласкою попробует // И
грудь с крестами царскими // Во все четыре стороны // Повертывать начнет.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити мужу, после
того как она с ребенком у
груди спокойно уселась на привычном месте. — Я очень рада. А
то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего
к нему не чувствуешь.
Она села
к письменному столу, но, вместо
того чтобы писать, сложив руки на стол, положила на них голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей
грудью, как плачут дети.
«Разумеется», повторил он, когда в третий раз мысль его направилась опять по
тому же самому заколдованному кругу воспоминаний и мыслей, и, приложив револьвер
к левой стороне
груди и сильно дернувшись всей рукой, как бы вдруг сжимая ее в кулак, он потянул за гашетку.
Он стоял пред ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей глазами и прижимал
к груди сильные руки, как будто напрягая все силы свои, чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко, если б оно вместе с
тем не выражало страдания, которое трогало ее. Скулы его тряслись, и голос обрывался.