Неточные совпадения
Теперь он состоял при одном
из них по особым поручениям. По утрам являлся к нему
в кабинет, потом к жене его
в гостиную и действительно исполнял некоторые ее поручения, а по
вечерам в положенные дни непременно составлял партию, с кем попросят. У него был довольно крупный чин и оклад — и никакого дела.
Сцены, характеры, портреты родных, знакомых, друзей, женщин переделывались у него
в типы, и он исписал целую тетрадь, носил с собой записную книжку, и часто
в толпе, на
вечере, за обедом вынимал клочок бумаги, карандаш, чертил несколько слов, прятал, вынимал опять и записывал, задумываясь, забываясь, останавливаясь на полуслове, удаляясь внезапно
из толпы
в уединение.
С тех пор как у Райского явилась новая задача — Вера, он реже и холоднее спорил с бабушкой и почти не занимался Марфенькой, особенно после
вечера в саду, когда она не подала никаких надежд на превращение
из наивного, подчас ограниченного, ребенка
в женщину.
И Райский развлекался от мысли о Вере, с утра его манили
в разные стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи
в домашнем гнезде, новые лица, поле, газета, новая книга или глава
из собственного романа.
Вечером только начинает все прожитое днем сжиматься
в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
— Вы уж меня извините, старуху, а вы все, кажется, полоумные, — заговорила бабушка, —
в такую грозу и зверь не выползет
из своей берлоги!.. Вон, Господи, как сверкает еще до сих пор! Яков, притвори поди ставню поплотнее. А вы —
в такой
вечер через Волгу!
Она часто отвлекалась то
в ту, то
в другую сторону.
В ней даже вспыхивал минутами не только экстаз, но какой-то хмель порывистого веселья. Когда она,
в один
вечер,
в таком настроении исчезла
из комнаты, Татьяна Марковна и Райский устремили друг на друга вопросительный и продолжительный взгляд.
Она вытащила
из сундука, из-под хлама книгу и положила у себя на столе, подле рабочего ящика. За обедом она изъявила обеим сестрам желание, чтоб они читали ей вслух попеременно, по
вечерам, особенно
в дурную погоду, так как глаза у ней плохи и сама она читать не может.
— Да, соловей, он пел, а мы росли: он нам все рассказал, и пока мы с Марфой Васильевной будем живы — мы забудем многое, все, но этого соловья, этого
вечера, шепота
в саду и ее слез никогда не забудем. Это-то счастье и есть, первый и лучший шаг его — и я благодарю Бога за него и благодарю вас обеих, тебя, мать, и вас, бабушка, что вы обе благословили нас… Вы это сами думаете, да только так,
из упрямства, не хотите сознаться: это нечестно…
Очень просто и случайно.
В конце прошлого лета, перед осенью, когда поспели яблоки и пришла пора собирать их, Вера сидела однажды
вечером в маленькой беседке
из акаций, устроенной над забором, близ старого дома, и глядела равнодушно
в поле, потом вдаль на Волгу, на горы. Вдруг она заметила, что
в нескольких шагах от нее,
в фруктовом саду, ветви одной яблони нагибаются через забор.
Райский по утрам опять начал вносить заметки
в программу своего романа, потом шел навещать Козлова, заходил на минуту к губернатору и еще к двум, трем лицам
в городе, с которыми успел покороче познакомиться. А
вечер проводил
в саду, стараясь не терять
из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку
в роще.
Все другие муки глубоко хоронились у ней
в душе. На очереди стояла страшная битва насмерть с новой бедой: что бабушка? Райский успел шепнуть ей, что будет говорить с Татьяной Марковной
вечером, когда никого не будет, чтоб и
из людей никто не заметил впечатления, какое может произвести на нее эта откровенность.
Так они и сделали. Впрочем, и Райский пробыл
в Англии всего две недели — и не успел даже ахнуть от изумления — подавленный грандиозным оборотом общественного механизма жизни — и поспешил
в веселый Париж. Он видел по утрам Лувр, а
вечером мышиную беготню, веселые визги, вечную оргию, хмель крутящейся вихрем жизни, и унес оттуда только чад этой оргии, не давшей уложиться поглубже наскоро захваченным
из этого омута мыслям, наблюдениям и впечатлениям.
Неточные совпадения
Однако Клима Лавина // Крестьяне полупьяные // Уважили: «Качать его!» // И ну качать… «Ура!» // Потом вдову Терентьевну // С Гаврилкой, малолеточком, // Клим посадил рядком // И жениха с невестою // Поздравил! Подурачились // Досыта мужики. // Приели все, все припили, // Что господа оставили, // И только поздним
вечером //
В деревню прибрели. // Домашние их встретили // Известьем неожиданным: // Скончался старый князь! // «Как так?» —
Из лодки вынесли // Его уж бездыханного — // Хватил второй удар! —
Тут тоже
в тазы звонили и дары дарили, но время пошло поживее, потому что допрашивали пастуха, и
в него, грешным делом,
из малой пушечки стреляли.
Вечером опять зажгли плошку и начадили так, что у всех разболелись головы.
Хотя она бессознательно (как она действовала
в это последнее время
в отношении ко всем молодым мужчинам) целый
вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить
в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно
в отношении к женатому честному человеку и
в один
вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела
в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел
из комнаты, она перестала думать о нем.
Взойдя наверх одеться для
вечера и взглянув
в зеркало, она с радостью заметила, что она
в одном
из своих хороших дней и
в полном обладании всеми своими силами, а это ей так нужно было для предстоящего: она чувствовала
в себе внешнюю тишину и свободную грацию движений.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз провел
вечер с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это
в прежние годы.