Неточные совпадения
Не только от мира внешнего, от формы, он настоятельно требовал
красоты, но и на мир нравственный смотрел он не как он есть, в его наружно-дикой, суровой разладице, не как на початую от рождения мира и неконченую работу, а как на гармоническое целое, как на готовый уже парадный строй созданных им самим
идеалов, с доконченными в его уме чувствами и стремлениями, огнем, жизнью и красками.
Он только оскорблялся ежеминутным и повсюдным разладом действительности с
красотой своих
идеалов и страдал за себя и за весь мир.
Это влечение к всякой видимой
красоте, всего более к
красоте женщины, как лучшего создания природы, обличает высшие человеческие инстинкты, влечение и к другой
красоте, невидимой, к
идеалам добра, изящества души, к
красоте жизни!
Он смотрит, ищет, освещает темные места своего
идеала, пытает собственный ум, совесть, сердце, требуя опыта, наставления, — чего хотел и просит от нее, чего недостает для полной гармонии
красоты? Прислушивался к своей жизни, припоминал все, что оскорбляло его в его прежних, несостоявшихся
идеалах.
Кошка коту кажется тоже венцом создания, Венерой кошачьей породы! женщина — Венера, пожалуй, но осмысленная, одухотворенная Венера, сочетание
красоты форм с
красотой духа, любящая и честная, то есть
идеал женского величия, гармония
красоты!»
Радостно трепетал он, вспоминая, что не жизненные приманки, не малодушные страхи звали его к этой работе, а бескорыстное влечение искать и создавать
красоту в себе самом. Дух манил его за собой, в светлую, таинственную даль, как человека и как художника, к
идеалу чистой человеческой
красоты.
Райский сунул письмо в ящик, а сам, взяв фуражку, пошел в сад, внутренне сознаваясь, что он идет взглянуть на места, где вчера ходила, сидела, скользила, может быть, как змея, с обрыва вниз, сверкая
красотой, как ночь, — Вера, все она, его мучительница и идол, которому он еще лихорадочно дочитывал про себя — и молитвы, как
идеалу, и шептал проклятия, как живой красавице, кидая мысленно в нее каменья.
«Долго ходил я, как юродивый, между вами, с диогеновским фонарем, — писал он дальше, — отыскивая в вас черты нетленной
красоты для своего
идеала, для своей статуи!
Господа, неужели независимость мысли, хотя бы и самая малая, столь тяжела для вас? Блажен, кто имеет
идеал красоты, хотя бы даже ошибочный! Но в свой я верую. Я только не так изложил его, неумело, азбучно. Через десять лет, конечно, изложил бы лучше. А это сберегу на память.
Богатства неслыханные, красота неувядаемая, женихи изящные, богатые, знатные, все князья и генеральские дети, сохранившие для нее свои сердца в девственной чистоте и умирающие у ног ее от беспредельной любви, и наконец он — он,
идеал красоты, совмещающий в себе всевозможные совершенства, страстный и любящий, художник, поэт, генеральский сын — все вместе или поочередно, все это начинало ей представляться не только во сне, но даже почти и наяву.
Итальянская живопись, развивая византийскую, в высшем моменте своего развития отреклась от византизма и, по-видимому, возвратилась к тому же античному
идеалу красоты; но шаг был совершен огромный; в очах нового идеала светилась иная глубина, иная мысль, нежели в открытых глазах без зрения греческих статуй.
Неточные совпадения
Эта, уже утрированная, мечта повлияла даже тогда на мой успех в седьмом классе гимназии; я перестал учиться именно из фанатизма: без образования будто прибавлялось
красоты к
идеалу.
Для меня вы —
идеал женской
красоты… и, кроме того, вы очень умны… и энергичны.
Лицо богини ее самой лицо, это ее живое лицо, черты которого так далеки от совершенства, прекраснее которого видит она каждый день не одно лицо; это ее лицо, озаренное сиянием любви, прекраснее всех
идеалов, завещанных нам скульпторами древности и великими живописцами великого века живописи, да, это она сама, но озаренная сиянием любви, она, прекраснее которой есть сотни лиц в Петербурге, таком бедном
красотою, она прекраснее Афродиты Луврской, прекраснее доселе известных красавиц.
Но как ни безупречна была, в нравственном смысле, убежденная восторженность людей кружка, она в то же время страдала существенным недостатком. У нее не было реальной почвы. Истина, добро,
красота — вот
идеалы, к которым тяготели лучшие люди того времени, но, к сожалению, осуществления их они искали не в жизни, а исключительно в области искусства, одного беспримесного искусства.
Там, в стихах этих, не сказано, в чем, собственно, состоял
идеал «рыцаря бедного», но видно, что это был какой-то светлый образ, «образ чистой
красоты», и влюбленный рыцарь, вместо шарфа, даже четки себе повязал на шею.