Неточные совпадения
—
Никто не знает, честен ли Ельнин: напротив, ma tante и maman говорили, что будто у него были дурные намерения, что он хотел вскружить мне голову… из самолюбия, потому что серьезных намерений он иметь не
смел…
Она влюблена — какая нелепость, Боже сохрани! Этому
никто и не поверит. Она по-прежнему
смело подняла голову и покойно глядела на него.
—
Никто ничего подобного не
заметил за ним! — с возрастающим изумлением говорила она, — и если папа и mes tantes [тетушки (фр.).] принимают его…
— Да, правда: он злой, негодный человек, враг мой был, не любила я его! Чем же кончилось? Приехал новый губернатор, узнал все его плутни и прогнал! Он смотался, спился, своя же крепостная девка завладела им — и пикнуть не
смел. Умер —
никто и не пожалел!
— Разве тебе не нравится
никто? Не
заметила ты между молодыми людьми…
— А ведь в сущности предобрый! —
заметил Леонтий про Марка, — когда прихворнешь, ходит как нянька, за лекарством бегает в аптеку… И чего не знает? Все! Только ничего не делает, да вот покою
никому не дает: шалунище непроходимый…
— Так изволите видеть: лишь
замечу в молодом человеке этакую прыть, — продолжал он, обращаясь к Райскому, — дескать, «я сам умен,
никого и знать не хочу» — и пожурю, и пожурю, не прогневайтесь!
— Всякий, Вера. И тебе повторю то же, что сказал Марфеньке: люби, не спрашиваясь
никого, достоин ли он, нет ли —
смело иди…
— Нет, нет, — перебил он и торопливо поерошил голову, — не говорите этого. Лучше назовите меня дураком, но я честный, честный, честный! Я
никому не позволю усомниться…
Никто не
смеет!
— А я
смею! — задорно сказала Марфенька. — Вы нечестный: вы заставили бедную девушку высказать поневоле, чего она
никому, даже Богу, отцу Василью, не высказала бы… А теперь, Боже мой, какой срам!
Тит Никоныч являлся всегда одинакий, вежливый, любезный, подходящий к ручке бабушки и подносящий ей цветок или редкий фрукт. Опенкин, всегда речистый, неугомонный, под конец пьяный, барыни и барышни, являвшиеся теперь потанцевать к невесте, и молодые люди — все это надоедало Райскому и Вере — и оба искали, он — ее, а она — уединения, и были только счастливы, он — с нею, а она — одна, когда ее
никто не видит, не
замечает, когда она пропадет «как дух» в деревню, с обрыва в рощу или за Волгу, к своей попадье.
Тогда казалось ему, что он любил Веру такой любовью, какою
никто другой не любил ее, и сам
смело требовал от нее такой же любви и к себе, какой она не могла дать своему идолу, как бы страстно ни любила его, если этот идол не носил в груди таких же сил, такого же огня и, следовательно, такой же любви, какая была заключена в нем и рвалась к ней.
Она вообще казалась довольной, что идет по городу,
заметив, что эта прогулка была необходима и для того, что ее давно не видит
никто и бог знает что думают, точно будто она умерла.
— Как первую женщину в целом мире! Если б я
смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле не будет
никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не
смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
Она принадлежит вам одной, и
никто не
смеет судить вас.
Все другие муки глубоко хоронились у ней в душе. На очереди стояла страшная битва насмерть с новой бедой: что бабушка? Райский успел шепнуть ей, что будет говорить с Татьяной Марковной вечером, когда
никого не будет, чтоб и из людей
никто не
заметил впечатления, какое может произвести на нее эта откровенность.
Ее как будто стало не видно и не слышно в доме. Ходила она тихо, как тень, просила, что нужно, шепотом, не глядя в глаза
никому прямо. Не
смела ничего приказывать. Ей казалось, что Василиса и Яков смотрели на нее сострадательно, Егорка дерзко, а горничные — насмешливо.
Она была бледнее прежнего, в глазах ее было меньше блеска, в движениях меньше живости. Все это могло быть следствием болезни, скоро захваченной горячки; так все и полагали вокруг. При всех она держала себя обыкновенно, шила, порола, толковала со швеями, писала реестры, счеты, исполняла поручения бабушки. И
никто ничего не
замечал.
— В городе
заметили, что у меня в доме неладно; видели, что вы ходили с Верой в саду, уходили к обрыву, сидели там на скамье, горячо говорили и уехали, а мы с ней были больны,
никого не принимали… вот откуда вышла сплетня!
Счастье их слишком молодо и эгоистически захватывало все вокруг. Они
никого и ничего почти не
замечали, кроме себя. А вокруг были грустные или задумчивые лица. С полудня наконец и молодая чета оглянулась на других и отрезвилась от эгоизма. Марфенька хмурилась и все льнула к брату. За завтраком
никто ничего не ел, кроме Козлова, который задумчиво и грустно один съел машинально блюдо майонеза, вздыхая, глядя куда-то в неопределенное пространство.
В последнее мгновение, когда Райский готовился сесть, он оборотился, взглянул еще раз на провожавшую его группу. Он, Татьяна Марковна, Вера и Тушин обменялись взглядом — и в этом взгляде, в одном мгновении, вдруг мелькнул как будто всем им приснившийся, тяжелый полугодовой сон, все вытерпенные ими муки…
Никто не сказал ни слова. Ни Марфенька, ни муж ее не поняли этого взгляда, — не
заметила ничего и толпившаяся невдалеке дворня.
Неточные совпадения
Больше ничего от него не могли добиться, потому что, выговоривши свою нескладицу, юродивый тотчас же скрылся (точно сквозь землю пропал!), а задержать блаженного
никто не
посмел. Тем не меньше старики задумались.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу,
никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не
замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Степан Аркадьич рассказал жене причину замедления, и гости улыбаясь перешептывались между собой. Левин ничего и
никого не
замечал; он, не спуская глаз, смотрел на свою невесту.
Отношения к обществу тоже были ясны. Все могли знать, подозревать это, но
никто не должен был
сметь говорить. В противном случае он готов был заставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил.
Обед был накрыт на четырех. Все уже собрались, чтобы выйти в маленькую столовую, как приехал Тушкевич с поручением к Анне от княгини Бетси. Княгиня Бетси просила извинить, что она не приехала проститься; она нездорова, но просила Анну приехать к ней между половиной седьмого и девятью часами. Вронский взглянул на Анну при этом определении времени, показывавшем, что были приняты меры, чтоб она
никого не встретила; но Анна как будто не
заметила этого.