Бабушка с княгиней пила кофе, Райский смотрел на комнаты, на портреты, на мебель и на весело глядевшую в комнаты из сада зелень; видел расчищенную дорожку, везде чистоту, чопорность, порядок: слушал, как во всех комнатах попеременно пробили с полдюжины столовых, стенных, бронзовых и малахитовых часов; рассматривал портрет косого князя, в красной ленте, самой княгини, с белой розой в волосах, с румянцем,
живыми глазами, и сравнивал с оригиналом.
Неточные совпадения
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом
глазу — и
глаза вдруг стали смотреть точно
живые.
Он рисует
глаза кое-как, но заботится лишь о том, чтобы в них повторились учительские точки, чтоб они смотрели точно
живые. А не удастся, он бросит все, уныло облокотится на стол, склонит на локоть голову и оседлает своего любимого коня, фантазию, или конь оседлает его, и мчится он в пространстве, среди своих миров и образов.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и видят
живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в
живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Борис видел все это у себя в уме и видел себя, задумчивого, тяжелого. Ему казалось, что он портит картину, для которой ему тоже нужно быть молодому, бодрому,
живому, с такими же, как у ней, налитыми жизненной влагой
глазами, с такой же резвостью движений.
У Леонтия, напротив, билась в знаниях своя жизнь, хотя прошлая, но
живая. Он открытыми
глазами смотрел в минувшее. За строкой он видел другую строку. К древнему кубку приделывал и пир, на котором из него пили, к монете — карман, в котором она лежала.
— Не пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в
глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет из истории, воображение у тебя
живое, пишешь ты бойко. Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это искусства!.. Это газетная литература!
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а граф Милари добивался свести это на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали
живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже
глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал
глаз по неделе.
И вот она, эта
живая женщина, перед ним! В
глазах его совершилось пробуждение Веры, его статуи, от девического сна. Лед и огонь холодили и жгли его грудь, он надрывался от мук и — все не мог оторвать
глаз от этого неотступного образа красоты, сияющего гордостью, смотрящего с любовью на весь мир и с дружеской улыбкой протягивающего руку и ему…
Ей прежде всего бросилась в
глаза — зыбкость, односторонность, пробелы, местами будто умышленная ложь пропаганды, на которую тратились
живые силы, дарования, бойкий ум и ненасытная жажда самолюбия и самонадеянности, в ущерб простым и очевидным, готовым уже правдам жизни, только потому, как казалось ей, что они были готовые.
Только вздохи боли показывали, что это стоит не статуя, а
живая женщина. Образ глядел на нее задумчиво, полуоткрытыми
глазами, но как будто не видел ее, персты были сложены в благословение, но не благословляли ее.
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он себя, тогда как он, с первой же встречи с Марфенькой, передал полотну ее черты, под влиянием первых впечатлений, и черты эти вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и рук“, — думал он. А портрета Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто не мешает, страсти у него нет, она его не убегает… Имея портрет, легче писать и роман: перед
глазами будет она, как
живая…
Он поднял
глаза от портфеля… Перед ним стоит —
живая Вера! Он испугался.
Томная печаль, глубокая усталость смотрела теперь из ее
глаз. Горячие,
живые тоны в лице заменились призрачной бледностью. В улыбке не было гордости, нетерпеливых, едва сдерживаемых молодых сил. Кротость и грусть тихо покоились на ее лице, и вся стройная фигура ее была полна задумчивой, нежной грации и унылого покоя.
Он касался кистью зрачка на полотне, думал поймать правду — и ловил правду чувства, а там, в
живом взгляде Веры, сквозит еще что-то, какая-то спящая сила. Он клал другую краску, делал тень — и как ни бился, — но у него выходили ее
глаза и не выходило ее взгляда.
Он нарисовал
глаза закрытыми, глядя на нее и наслаждаясь
живым образом спящего покоя мысли, чувства и красоты.
Неточные совпадения
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его как
живого пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими
глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти
живые поднявшиеся на входившего
глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело было
живой брат.
Это была не картина, а
живая прелестная женщина с черными вьющимися волосами, обнаженными плечами и руками и задумчивою полуулыбкой на покрытых нежным пушком губах, победительно и нежно смотревшая на него смущавшими его
глазами.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха
живым на небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися
глазами глядя на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
Блестящие
глаза строго и укоризненно взглянули на входившего брата. И тотчас этим взглядом установилось
живое отношение между
живыми. Левин тотчас же почувствовал укоризну в устремленном на него взгляде и раскаяние за свое счастье.