— Хорошо, только жарко, у меня щеки и уши горят, посмотрите: я думаю, красные! У меня много крови;
дотроньтесь пальцем до руки, сейчас белое пятно выступит и пропадет.
Во всю вашу жизнь до вас никто не
дотронулся пальцем, никто вас не запугивал, не забивал; здоровы вы, как бык.
— Позвольте вам сказать по-дружески, Иван Иванович! (при этом Иван Никифорович
дотронулся пальцем до пуговицы Ивана Ивановича, что означало совершенное его расположение), — вы обиделись за черт знает что такое: за то, что я вас назвал гусаком…
— Что на нее глядеть? Ты на меня погляди… — сказала она, потом нагнулась и
дотронулась пальцем до золоченого ключика, висевшего на его цепочке.
Неточные совпадения
— Нет, я не нахмурился, Лиза, а я так… Видишь, Лиза, лучше прямо: у меня такая черта, что не люблю, когда до иного щекотного в душе
пальцами дотрагиваются… или, лучше сказать, если часто иные чувства выпускать наружу, чтоб все любовались, так ведь это стыдно, не правда ли? Так что я иногда лучше люблю хмуриться и молчать: ты умна, ты должна понять.
Высунешь на минуту руку поправить что-нибудь — и
пальцы озябнут до костей;
дотронешься даже до дерева, и то жжется, как железо.
Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул
пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не
дотронувшись даже до большого
пальца, — и всё ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: «Не мечите бисер перед свиньями»…
Дьяк вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулятьнемного у нее и не испугался метели. Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся,
дотронулся своими длинными
пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:
Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер всё сносил молча, только крякал тихонько да, прежде чем
дотронуться до утюга, ножниц, щипцов или наперстка, обильно смачивал
пальцы слюною. Это стало его привычкой; даже за обедом, перед тем как взять нож или вилку, он муслил
пальцы, возбуждая смех детей. Когда ему было больно, на его большом лице являлась волна морщин и, странно скользнув по лбу, приподняв брови, пропадала где-то на голом черепе.