Неточные совпадения
Это был не подвиг, а
долг. Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: «
Жизнь — не сад, в котором растут только одни цветы», — поздно думал он и вспомнил картину Рубенса «Сад любви», где под деревьями попарно сидят изящные господа и прекрасные госпожи, а около них порхают амуры.
«Такой умок выработала себе, между прочим, в
долгом угнетении, обессилевшая и рассеянная целая еврейская нация, тайком пробиравшаяся сквозь человеческую толпу, хитростью отстаивавшая свою
жизнь, имущество и свои права на существование».
— Вы мне нужны, — шептала она: — вы просили мук, казни — я дам вам их! «Это
жизнь!» — говорили вы: — вот она — мучайтесь, и я буду мучаться, будем вместе мучаться… «Страсть прекрасна: она кладет на всю
жизнь долгий след, и этот след люди называют счастьем!..» Кто это проповедовал? А теперь бежать: нет! оставайтесь, вместе кинемся в ту бездну! «Это
жизнь, и только это!» — говорили вы, — вот и давайте жить! Вы меня учили любить, вы преподавали страсть, вы развивали ее…
—
Долг, — повторила она настойчиво, — за отданные друг другу лучшие годы счастья платить взаимно остальную
жизнь…
— Чем это — позвольте спросить? Варить суп, ходить друг за другом, сидеть с глазу на глаз, притворяться, вянуть на «правилах», да на «
долге» около какой-нибудь тщедушной слабонервной подруги или разбитого параличом старика, когда силы у одного еще крепки,
жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?
А когда охладею — я скажу и уйду, — куда поведет меня
жизнь, не унося с собой никаких «
долгов», «правил» и «обязанностей».
— Нет, не камнем! — горячо возразила она. — Любовь налагает
долг, буду твердить я, как
жизнь налагает и другие
долги: без них
жизни нет. Вы стали бы сидеть с дряхлой, слепой матерью, водить ее, кормить — за что? Ведь это невесело — но честный человек считает это
долгом, и даже любит его!
Стало быть, ей, Вере, надо быть бабушкой в свою очередь, отдать всю
жизнь другим и путем
долга, нескончаемых жертв и труда, начать «новую»
жизнь, непохожую на ту, которая стащила ее на дно обрыва… любить людей, правду, добро…
Она опять походила на старый женский фамильный портрет в галерее, с суровой важностью, с величием и уверенностью в себе, с лицом, истерзанным пыткой, и с гордостью, осилившей пытку. Вера чувствовала себя жалкой девочкой перед ней и робко глядела ей в глаза, мысленно меряя свою молодую, только что вызванную на борьбу с
жизнью силу — с этой старой, искушенной в
долгой жизненной борьбе, но еще крепкой, по-видимому, несокрушимой силой.
Сознание новой
жизни, даль будущего, строгость
долга, момент торжества и счастья — все придавало лицу и красоте ее нежную, трогательную тень. Жених был скромен, почти робок; пропала его резвость, умолкли шутки, он был растроган. Бабушка задумчиво счастлива, Вера непроницаема и бледна.
Слышал я также, как моя мать просила и молила со слезами бабушку и тетушку не оставить нас, присмотреть за нами, не кормить постным кушаньем и, в случае нездоровья, не лечить обыкновенными их лекарствами: гарлемскими каплями и эссенцией
долгой жизни, которыми они лечили всех, и стариков и младенцев, от всех болезней.
Неточные совпадения
— Если б это была вспышка или страсть, если б я испытывал только это влечение — это взаимное влечение (я могу сказать взаимное), но чувствовал бы, что оно идет в разрез со всем складом моей
жизни, если б я чувствовал, что, отдавшись этому влечению, я изменяю своему призванию и
долгу… но этого нет.
— Я завидую тому, что он лучше меня, — улыбаясь сказал Левин. — Он живет не для себя. У него вся
жизнь подчинена
долгу. И потому он может быть спокоен и доволен.
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на
жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный
долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
Блажен, кто смолоду был молод, // Блажен, кто вовремя созрел, // Кто постепенно
жизни холод // С летами вытерпеть умел; // Кто странным снам не предавался, // Кто черни светской не чуждался, // Кто в двадцать лет был франт иль хват, // А в тридцать выгодно женат; // Кто в пятьдесят освободился // От частных и других
долгов, // Кто славы, денег и чинов // Спокойно в очередь добился, // О ком твердили целый век: // N. N. прекрасный человек.
На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина
жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих, благодаря
долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением.