Неточные совпадения
— Потом, когда мне было шестнадцать лет, мне
дали особые комнаты и поселили со мной ma tante Анну Васильевну, а мисс Дредсон
уехала в Англию. Я занималась музыкой, и мне оставили французского профессора и учителя по-русски, потому что тогда в свете заговорили, что надо знать по-русски почти так же хорошо, как по-французски…
— Очень часто: вот что-то теперь пропал. Не
уехал ли в Колчино, к maman? Надо его побранить, что, не сказавшись,
уехал. Бабушка выговор ему сделает: он боится ее… А когда он здесь — не посидит смирно: бегает, поет. Ах, какой он шалун! И как много кушает! Недавно большую, пребольшую сковороду грибов съел! Сколько булочек скушает за чаем! Что ни
дай, все скушает. Бабушка очень любит его за это. Я тоже его…
Ему хотелось
уехать куда-нибудь еще подальше и поглуше, хоть в бабушкино Новоселово, чтоб наедине и в тишине вдуматься в ткань своего романа, уловить эту сеть жизненных сплетений,
дать одну точку всей картине, осмыслить ее и возвести в художественное создание.
— О, о, о — вот как: то есть украсть или прибить. Ай да Вера! Да откуда у тебя такие ультраюридические понятия? Ну, а на дружбу такого строгого клейма ты не положишь? Я могу посягнуть на нее, да, это мое? Постараюсь!
Дай мне недели две срока, это будет опыт: если я одолею его, я приду к тебе, как брат, друг, и будем жить по твоей программе. Если же… ну, если это любовь — я тогда
уеду!
Сцена невообразимого ужаса между присутствующими!
Дамы встали и кучей направились в залу, не простясь с хозяйкой; за ними толпой, как овцы, бросились девицы, и все
уехали. Бабушка указала Марфеньке и Вере дверь.
— Что ж,
уеду, — сказал он, —
дам ей покой, свободу. Это гордое, непобедимое сердце — и мне делать тут нечего: мы оба друг к другу равнодушны!
— Ей-богу, не знаю: если это игра, так она похожа на ту, когда человек ставит последний грош на карту, а другой рукой щупает пистолет в кармане.
Дай руку, тронь сердце, пульс и скажи, как называется эта игра? Хочешь прекратить пытку: скажи всю правду — и страсти нет, я покоен, буду сам смеяться с тобой и
уезжаю завтра же. Я шел, чтоб сказать тебе это…
— Я ничего не требую, Вера, я прошу только
дать мне
уехать спокойно: вот все! Будь проклят, кто стеснит твою свободу…
Ему все хочется сбыть меня отсюда, чтобы мне
дали разрешение
уехать; я у него как бельмо на глазу!
— Оставим это. Ты меня не любишь, еще немного времени, впечатление мое побледнеет, я
уеду, и ты никогда не услышишь обо мне.
Дай мне руку, скажи дружески, кто учил тебя, Вера, — кто этот цивилизатор? Не тот ли, что письма пишет на синей бумаге!..
Вера, на другой день утром рано,
дала Марине записку и велела отдать кому-то и принести ответ. После ответа она стала веселее, ходила гулять на берег Волги и вечером, попросившись у бабушки на ту сторону, к Наталье Ивановне, простилась со всеми и,
уезжая, улыбнулась Райскому, прибавив, что не забудет его.
Чего это ей стоило? Ничего! Она знала, что тайна ее останется тайной, а между тем молчала и как будто умышленно разжигала страсть. Отчего не сказала? Отчего не
дала ему
уехать, а просила остаться, когда даже он велел… Егорке принести с чердака чемодан? Кокетничала — стало быть, обманывала его! И бабушке не велела сказывать, честное слово взяла с него — стало быть, обманывает и ее, и всех!
— Что тебе нужно, Вера, зачем ты не
даешь мне покоя? Через час я
уеду!.. — резко и сухо говорил он, и сам все шел к ней.
— Я шучу! — сказала она, меняя тон на другой, более искренний. — Я хочу, чтоб вы провели со мной день и несколько дней до вашего отъезда, — продолжала она почти с грустью. — Не оставляйте меня,
дайте побыть с вами… Вы скоро
уедете — и никого около меня!
Я жалкая эгоистка, не
дала вам
уехать!
Но вот два дня прошли тихо; до конца назначенного срока, до недели, было еще пять дней. Райский рассчитывал, что в день рождения Марфеньки, послезавтра, Вере неловко будет оставить семейный круг, а потом, когда Марфенька на другой день
уедет с женихом и с его матерью за Волгу, в Колчино, ей опять неловко будет оставлять бабушку одну, — и таким образом неделя пройдет, а с ней минует и туча. Вера за обедом просила его зайти к ней вечером, сказавши, что
даст ему поручение.
— Расстаться! Разлука стоит у вас рядом с любовью! — Она безотрадно вздохнула. — А я думаю, что это крайности, которые никогда не должны встречаться… одна смерть должна разлучить… Прощайте, Марк! — вдруг сказала она, бледная, почти с гордостью. — Я решила… Вы никогда не
дадите мне того счастья, какого я хочу. Для счастья не нужно
уезжать, оно здесь… Дело кончено!..
— Что мне теперь делать, Вера?
уехать — в каком положении я
уеду!
Дай мне вытерпеть казнь здесь — и хоть немного помириться с собой, со всем, что случилось…
«
Уехать тебе со мной, вероятно, не
дадут, да и нельзя!
Тушин напросился ехать с ним, «проводить его», как говорил он, а в самом деле узнать, зачем вызвала Татьяна Марковна Райского: не случилось ли чего-нибудь нового с Верой и не нужен ли он ей опять? Он с тревогой припоминал свидание свое с Волоховым и то, как тот невольно и неохотно
дал ответ, что
уедет.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше
уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь
дали.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)
Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и
давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Домашний доктор
давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так как ни то, ни другое, ни третье не помогало и так как он советовал от весны
уехать за границу, то приглашен был знаменитый доктор.
Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: «Не разлучай меня с ним. Что ты
уедешь — мне всё равно, но
дай мне насладиться обществом этого прелестного молодого человека».
Мысль о прямом деле, связывавшемся с сыном, о том, чтобы сейчас же
уехать с ним куда-нибудь,
дала ей это успокоение.