Неточные совпадения
Райский смотрел, как стоял директор, как
говорил, какие злые и холодные у него были глаза, разбирал, отчего ему стало холодно, когда директор тронул его за ухо, представил себе, как поведут его сечь, как у Севастьянова от испуга вдруг побелеет нос, и он весь будто похудеет немного, как Боровиков задрожит, запрыгает и захихикает от
волнения, как добрый Масляников,
с плачущим лицом, бросится обнимать его и прощаться
с ним, точно
с осужденным на казнь.
— Assez, cousin, assez! [Довольно, кузен, довольно! (фр.)] —
говорила она в
волнении,
с нетерпением, почти
с досадой отнимая руку.
Вот об этом и хотелось бы
поговорить Райскому
с ней, допытаться, почему ей этот мир
волнений как будто знаком, отчего она так сознательно, гордо и упрямо отвергает его поклонение.
— Побожитесь, еще! —
говорила она, торжествуя и наслаждаясь его
волнением, и опять засмеялась раздражительным смехом. — Не оставила двух слов, а осталась сама: что лучше?
Говорите же! — прибавила она, шаля и заигрывая
с ним.
Неточные совпадения
Но Вронского удивляло и огорчало то раздраженное
волнение,
с которым Голенищев
говорил о занимавшем его предмете.
Чувство радости от близости к ней, всё усиливаясь, дошло до того, что, подавая ей в ее корзинку найденный им огромный на тонком корне
с завернувшимися краями березовый гриб, он взглянул ей в глаза и, заметив краску радостного и испуганного
волнения, покрывшую ее лицо, сам смутился и улыбнулся ей молча такою улыбкой, которая слишком много
говорила.
С радостью же
говорили о
волнениях студентов, стачках рабочих, о том, как беднеет деревня, о бездарности чиновничества.
Он переживал
волнение, новое для него. За окном бесшумно кипела густая, белая муть, в мягком, бесцветном сумраке комнаты все вещи как будто задумались, поблекли; Варавка любил картины, фарфор, после ухода отца все в доме неузнаваемо изменилось, стало уютнее, красивее, теплей. Стройная женщина
с суховатым, гордым лицом явилась пред юношей неиспытанно близкой. Она
говорила с ним, как
с равным, подкупающе дружески, а голос ее звучал необычно мягко и внятно.
Слово было жестоко; оно глубоко уязвило Обломова: внутри оно будто обожгло его, снаружи повеяло на него холодом. Он в ответ улыбнулся как-то жалко, болезненно-стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой. Он сидел
с этой улыбкой бессилия, ослабевший от
волнения и обиды; потухший взгляд его ясно
говорил: «Да, я скуден, жалок, нищ… бейте, бейте меня!..»