Неточные совпадения
Один с уверенностью
глядит на учителя, просит
глазами спросить себя, почешет колени от нетерпения, потом голову.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро
глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих
глаз.
Он смотрит, как она неподвижно
глядела, как у ней тогда
глаза были прозрачны, глубоки, хороши… «точно у Васюкова», — думал он.
Он долго стоял и, закрыв
глаза, переносился в детство, помнил, что подле него сиживала мать, вспоминал ее лицо и задумчивое сияние
глаз, когда она
глядела на картину…
Но он не слушал, а смотрел, как писала бабушка счеты, как она
глядит на него через очки, какие у нее морщины, родимое пятнышко, и лишь доходил до
глаз и до улыбки, вдруг засмеется и бросится целовать ее.
Верочка только что ворвалась в переднюю, как бросилась вприпрыжку вперед и исчезла из
глаз, вскидывая далеко пятки и едва
глядя по сторонам, на портреты.
Он читал, рисовал, играл на фортепиано, и бабушка заслушивалась; Верочка, не сморгнув,
глядела на него во все
глаза, положив подбородок на фортепиано.
— Это ты, Борис, ты! — с нежной, томной радостью говорила она, протягивая ему обе исхудалые, бледные руки,
глядела и не верила
глазам своим.
— Ты посидишь со мной сегодня? — спросила она,
глядя ему в
глаза.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они
глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Красота ее осмысленна,
глаза не
глядят беззаботно и светло, а думают. В них тревога за этих «других», бегающих по улице, скорбящих, нуждающихся, трудящихся и вопиющих.
— Как, Софья Николаевна? Может ли быть? — говорил Аянов,
глядя во все широкие
глаза на портрет. — Ведь у тебя был другой; тот, кажется, лучше: где он?
Она вздрогнула, немного отшатнулась от стола и с удивлением
глядела на Райского. У нее в
глазах стояли вопросы: как он? откуда взялся? зачем тут?
— Да, как cousin! Но чего бы не сделал я, — говорил он,
глядя на нее почти пьяными
глазами, — чтоб целовать эту ладонь иначе… вот так…
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами, кузина: что мне за дело? Я закрываю
глаза и уши, я слеп, глух и нем, — говорил он, закрывая
глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он,
глядя прямо на нее, — вы почувствуете все, что я говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас… на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
Члены стали жизненны, телесны; статуя шевелилась, широко
глядела лучистыми
глазами вокруг, чего-то просила, ждала, о чем-то начала тосковать. Воздух наполнился теплом; над головой распростерлись ветви; у ног явились цветы…
Она взглянула на портрет матери Райского. Долго
глядела она на ее томные
глаза, на задумчивую улыбку.
Она с испугом продолжала
глядеть на него во все
глаза.
Глядя на него, еще на ребенка, непременно скажешь, что и ученые, по крайней мере такие, как эта порода, подобно поэтам, тоже — nascuntur. [рождаются (лат.).] Всегда, бывало, он с растрепанными волосами, с блуждающими где-то
глазами, вечно копающийся в книгах или в тетрадях, как будто у него не было детства, не было нерва — шалить, резвиться.
Через две минуты она кончила, потом крепко прижалась щекой к его груди, около самого сердца, и откусила нитку. Леонтий онемел на месте и стоял растерянный,
глядя на нее изумленными
глазами.
Она бросила беглый взгляд на лицо, на костюм Райского, и потом лукаво и смело
глядела ему прямо в
глаза.
Умер у бабы сын, мать отстала от работы, сидела в углу как убитая, Марфенька каждый день ходила к ней и сидела часа по два,
глядя на нее, и приходила домой с распухшими от слез
глазами.
«Черт знает что такое!» — думал Райский,
глядя на нее во все
глаза.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими
глазами, не остывшая от сна, привставши на цыпочки, положит ему руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем,
глядя ему в
глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Что же еще? — прибавила она,
глядя на него во все
глаза и думая, выросла ли она хоть немного в его
глазах?
— Любишь? — живо спросил Райский, наклоняясь и
глядя ей в
глаза.
Он молчал и все сидел с закрытыми
глазами. А она продолжала говорить обо всем, что приходило в голову,
глядела по сторонам, чертила носком ботинки по песку.
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в
глаза и ослепило его.
Она не поняла его вопроса и
глядела на него во все
глаза, почти до простодушия, не свойственного ее умному и проницательному взгляду.
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он,
глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы чувствовали, что он близко, что в нем носится частица вашего существования, и что вы сами носите в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах, и что не одними только своими
глазами смотрите на эти горы и лес, не одними своими ушами слушаете этот шум и пьете жадно воздух теплой и темной ночи, а вместе…
Обращаясь от двора к дому, Райский в сотый раз усмотрел там, в маленькой горенке, рядом с бабушкиным кабинетом, неизменную картину: молчаливая, вечно шепчущая про себя Василиса, со впалыми
глазами, сидела у окна, век свой на одном месте, на одном стуле, с высокой спинкой и кожаным, глубоко продавленным сиденьем,
глядя на дрова да на копавшихся в куче сора кур.
«А ведь я друг Леонтья — старый товарищ — и терплю,
глядя, как эта честная, любящая душа награждена за свою симпатию! Ужели я останусь равнодушным!.. Но что делать: открыть ему
глаза, будить его от этого, когда он так верит, поклоняется чистоте этого… „римского профиля“, так сладко спит в лоне домашнего счастья — плохая услуга! Что же делать? Вот дилемма! — раздумывал он, ходя взад и вперед по переулку. — Вот что разве: броситься, забить тревогу и смутить это преступное tête-а-tête!..»
Марк, предложением пари, еще больше растревожил в нем желчь, и он почти не
глядел на Веру, сидя против нее за обедом, только когда случайно поднял
глаза, его как будто молнией ослепило «язвительной» красотой.
— Ты ждешь меня! — произнес он не своим голосом,
глядя на нее с изумлением и страстными до воспаления
глазами. — Может ли это быть?
— Как вы смеете говорить это? — сказала она,
глядя на него с ног до головы. И он
глядел на нее с изумлением, большими
глазами.
— Вы даже не понимаете, я вижу, как это оскорбительно! Осмелились бы вы
глядеть на меня этими «жадными»
глазами, если б около меня был зоркий муж, заботливый отец, строгий брат? Нет, вы не гонялись бы за мной, не дулись бы на меня по целым дням без причины, не подсматривали бы, как шпион, и не посягали бы на мой покой и свободу! Скажите, чем я подала вам повод смотреть на меня иначе, нежели как бы смотрели вы на всякую другую, хорошо защищенную женщину?
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник, в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и
глазами, так что,
глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Он опять подвинулся к ее лицу,
глядя ей пытливо в
глаза. Она утвердительно кивнула головой.
— Никто! Я выдумала, я никого не люблю, письмо от попадьи! — равнодушно сказала она,
глядя на него, как он в волнении
глядел на нее воспаленными
глазами, и ее
глаза мало-помалу теряли свой темный бархатный отлив, светлели и, наконец, стали прозрачны. Из них пропала мысль, все, что в ней происходило, и прочесть в них было нечего.
Ах, если б мне страсть! — сказал он,
глядя жаркими
глазами на Веру и взяв ее за руки.
«Нет! — говорил он, стараясь не
глядеть на ее профиль и жмурясь от ее искристых, широко открытых
глаз, — момент настал, брошу камень в эту холодную, бессердечную статую…»
Она
глядела на него, а он упивался этим бархатным, неторопливо смотревшим в его
глаза взглядом, полным какого-то непонятного ему значения.
Между рощей и проезжей дорогой стояла в стороне, на лугу, уединенная деревянная часовня, почерневшая и полуразвалившаяся, с образом Спасителя, византийской живописи, в бронзовой оправе. Икона почернела от времени, краски местами облупились; едва можно было рассмотреть черты Христа: только веки были полуоткрыты, и из-под них задумчиво
глядели глаза на молящегося, да видны были сложенные в благословение персты.
— Напроказничал что-нибудь, верно, опять под арест хотят посадить? — говорила она, зорко
глядя ему в
глаза.
— Читали! — с удивлением произнес он,
глядя на нее во все
глаза.
Она вздрогнула, но
глядела напряженно на образ:
глаза его смотрели задумчиво, бесстрастно. Ни одного луча не светилось в них, ни призыва, ни надежды, ни опоры. Она с ужасом выпрямилась, медленно вставая с колен; Бориса она будто не замечала.
Она
глядела ему во все
глаза и сделала движение плечами, как будто чувствовала озноб.
— Что? разве вам не сказали? Ушла коза-то! Я обрадовался, когда услыхал, шел поздравить его,
гляжу — а на нем лица нет!
Глаза помутились, никого не узнаёт. Чуть горячка не сделалась, теперь, кажется, проходит. Чем бы плакать от радости, урод убивается горем! Я лекаря было привел, он прогнал, а сам ходит, как шальной… Теперь он спит, не мешайте. Я уйду домой, а вы останьтесь, чтоб он чего не натворил над собой в припадке тупоумной меланхолии. Никого не слушает — я уж хотел побить его…
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий слабым голосом, с промежутками. — А я все ждал — не заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, — продолжал он,
глядя близко в
глаза Райскому и положив свою руку ему на плечо, — теперь только одно не противно мне…
Она близко
глядела ему в
глаза глазами, полными слез.