Неточные совпадения
Переходил он из курса
в курс с затруднениями, все теряясь и сбиваясь на экзаменах. Но его выкупала репутация
будущего таланта, несколько удачных стихотворений и прозаические взмахи и очерки из русской истории.
Райский тщательно внес
в программу
будущего романа и это видение, как прежде внес разговоры с Софьей и эпизод о Наташе и многое другое, что должно поступить
в лабораторию его фантазии.
Все юношество кипело около него жизнью, строя великолепные планы
будущего; один он не мечтал, не играл ни
в полководцы, ни
в сочинители, а говорил одно: «Буду учителем
в провин — ции», — считая это скромное назначение своим призванием.
Брат, нежный покровитель и руководитель ее юности — или
в самом деле
будущий ее муж?
Эта преждевременная чуткость не есть непременно плод опытности. Предвидения и предчувствия
будущих шагов жизни даются острым и наблюдательным умам вообще, женским
в особенности, часто без опыта, предтечей которому у тонких натур служит инстинкт.
«Я старался и без тебя, как при тебе, и служил твоему делу верой и правдой, то есть два раза играл с милыми „барышнями“
в карты, так что братец их, Николай Васильевич, прозвал меня женихом Анны Васильевны и так разгулялся однажды насчет
будущей нашей свадьбы, что был вытолкан обеими сестрицами
в спину и не получил ни гроша субсидии, за которой было явился.
Прощай — это первое и последнее мое письмо, или, пожалуй, глава из
будущего твоего романа. Ну, поздравляю тебя, если он будет весь такой! Бабушке и сестрам своим кланяйся, нужды нет, что я не знаю их, а они меня, и скажи им, что
в таком-то городе живет твой приятель, готовый служить, как выше сказано. —
Но их убивало сознание, что это последнее свидание, последний раз, что через пять минут они будут чужие друг другу навсегда. Им хотелось задержать эти пять минут, уложить
в них все свое прошлое — и — если б можно было — заручиться какой-нибудь надеждой на
будущее! Но они чувствовали, что
будущего нет, что впереди ждала неизбежная, как смерть, одна разлука!
Бабушка, отдав приказания с раннего утра,
в восемь часов сделала свой туалет и вышла
в залу к гостье и
будущей родне своей,
в полном блеске старческой красоты, с сдержанным достоинством барыни и с кроткой улыбкой счастливой матери и радушной хозяйки.
Она стала было рассматривать все вещи, но у ней дрожали руки. Она схватит один флакон, увидит другой, положит тот, возьмет третий, увидит гребенку, щетки
в серебряной оправе — и все с ее вензелем М. «От
будущей maman», — написано было.
Бабушка отпускала Марфеньку за Волгу, к
будущей родне, против обыкновения молчаливо, с некоторой печалью. Она не обременяла ее наставлениями, не вдавалась
в мелочные предостережения, даже на вопросы Марфеньки, что взять с собой, какие платья, вещи — рассеянно отвечала: «Что тебе вздумается». И велела Василисе и девушке Наталье, которую посылала с ней, снарядить и уложить, что нужно.
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол
в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры, опыт, или он только увлечен остроумной или блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного
будущего, громадной свободы, снятием всех покрывал с Изиды — и это
будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить с себя старое и поверить если не ему, то опыту. «И будем как боги!» — прибавлял он насмешливо.
Соглашаясь
в необходимости труда, она винила себя первая за бездействие и чертила себе,
в недальнем
будущем, образ простого, но действительного дела, завидуя пока Марфеньке
в том, что та приспособила свой досуг и свои руки к домашнему хозяйству и отчасти к деревне.
Ей наяву снилось, как царство ее рушилось и как на месте его легла мерзость запустения
в близком
будущем. После, от нее самой, он узнал страшный сон, ей снившийся.
На лбу у ней
в эти минуты ложилась резкая линия — намек на
будущую морщину. Она грустно улыбалась, глядя на себя
в зеркало. Иногда подходила к столу, где лежало нераспечатанное письмо на синей бумаге, бралась за ключ и с ужасом отходила прочь.
А Татьяна Марковна старалась угадывать
будущее Веры, боялась, вынесет ли она крест покорного смирения, какой судьба, по ее мнению, налагала, как искупление за «грех»? Не подточит ли сломленная гордость и униженное самолюбие ее нежных, молодых сил? Излечима ли ее тоска, не обратилась бы она
в хроническую болезнь?
Викентьеву это молчание, сдержанность, печальный тон были не по натуре. Он стал подговаривать мать попросить у Татьяны Марковны позволения увезти невесту и уехать опять
в Колчино до свадьбы, до конца октября. К удовольствию его, согласие последовало легко и скоро, и молодая чета, как пара ласточек, с веселым криком улетела от осени к теплу, свету, смеху,
в свое
будущее гнездо.
Она куталась
в плед, чтоб согреться, и взглядывала по временам на Райского, почти не замечая, что он делает, и все задумывалась, задумывалась, и казалось, будто
в глазах ее отражалось течение всей ее молодой, но уже глубоко взволнованной и еще не успокоенной жизни, жажда покоя, тайные муки и робкое ожидание
будущего, — все мелькало во взгляде.
Дай Бог!» — молился он за счастье Веры и
в эти минуты бледнел и худел — от безнадежности за свое погибающее
будущее, без симпатии, без счастья, без Веры, без всех этих и… и… и…
«Тушины — наша истинная „партия действия“, наше прочное „
будущее“, которое выступит
в данный момент, особенно когда все это, — оглядываясь кругом на поля, на дальние деревни, решал Райский, — когда все это будет свободно, когда все миражи, лень и баловство исчезнут, уступив место настоящему «делу», множеству «дела» у всех, — когда с миражами исчезнут и добровольные «мученики», тогда явятся, на смену им, «работники», «Тушины» на всей лестнице общества…»
Тушин не уехал к себе после свадьбы. Он остался у приятеля
в городе. На другой же день он явился к Татьяне Марковне с архитектором. И всякий день они рассматривали планы, потом осматривали оба дома, сад, все службы, совещались, чертили, высчитывали, соображая радикальные переделки на
будущую весну.