Неточные совпадения
— Гениальная мысль! — подхватил Фердыщенко. — Барыни, впрочем, исключаются, начинают мужчины; дело устраивается по жребию, как и тогда! Непременно, непременно! Кто очень не хочет, тот, разумеется, не рассказывает, но ведь надо же быть особенно нелюбезным! Давайте ваши жеребьи, господа, сюда, ко мне, в шляпу, князь будет вынимать.
Задача самая простая, самый дурной поступок из всей
своей жизни рассказать, — это ужасно легко, господа! Вот вы
увидите! Если же кто позабудет, то я тотчас берусь напомнить!
— Нет, это все не то! — думалось ему. — Если б я собственными глазами не
видел: «закон» — ну, тогда точно! И я бы мог жалованье получать, и закон бы
своим порядком в шкафу стоял. Но теперь ведь я
видел, стало быть, знаю, стало быть, даже неведением отговариваться не могу. Как ни поверни, а соблюдать должен. А попробуй-ка я соблюдать — да тут один Прохоров такую
задачу задаст, что ног не унесешь!
Русский человек вообще не злопамятлив: он прощает обиду скорее и легче, чем иной иностранец; мести он почти никогда не делает
своею задачею и охотно мирится с тем, в чьем обидном поступке
видит след запальчивости, неосновательной подозрительности или иной случайности, зависящей от обстоятельств и слабостей человеческих, которым в мягкосердной Руси дается так много снисхождения; но когда хороший русский человек встречает в другом обидный закал, он скажет: «Бог с ним» и предоставляет другим проучить его, а сам от такого сейчас в сторону.
При этом, кроме разрешения
задачи, он требовал опрятного письма и присутствия промокательной бумаги, без чего
свое V, т. е. «
видел», нарочно ставил широкой чернильной полосой чуть не на всю страницу и потом захлопывал тетрадку, а в начале следующего урока, раздавая работы по рукам, кидал такую под стол, говоря: «А вот, Шеншин, и твоя тряпка».
Плача, смеясь, сверкая слезинками на ресницах, она говорила ему, что с первых же дней знакомства он поразил ее
своею оригинальностью, умом, добрыми, умными глазами,
своими задачами и целями жизни, что она полюбила его страстно, безумно и глубоко; что когда, бывало, летом она входила из сада в дом и
видела в передней его крылатку или слышала издали его голос, то сердце ее обливалось холодком, предчувствием счастья; его даже пустые шутки заставляли ее хохотать, в каждой цифре его тетрадок она
видела что-то необыкновенно разумное и грандиозное, его суковатая палка представлялась ей прекрасней деревьев.