Неточные совпадения
— Я
возьму портрет
с собой, — вдруг сказал он.
Она быстро опять сняла у него фуражку
с головы; он машинально обеими руками
взял себя за голову, как будто освидетельствовал, что фуражки опять нет, и лениво пошел за ней, по временам робко и
с удивлением глядя на нее.
Но она все нейдет. Его
взяло зло, он собрал рисунки и только хотел унести опять к
себе наверх, как распахнулась дверь и пред ним предстала… Полина Карповна, закутанная, как в облака, в кисейную блузу,
с голубыми бантами на шее, на груди, на желудке, на плечах, в прозрачной шляпке
с колосьями и незабудками. Сзади шел тот же кадет,
с веером и складным стулом.
Она сидела в своей красивой позе, напротив большого зеркала, и молча улыбалась своему гостю, млея от удовольствия. Она не старалась ни приблизиться, ни
взять Райского за руку, не приглашала сесть ближе, а только играла и блистала перед ним своей интересной особой, нечаянно показывала «ножки» и
с улыбкой смотрела, как действуют на него эти маневры. Если он подходил к ней, она прилично отодвигалась и давала ему подле
себя место.
— Какой вздор вы говорите — тошно слушать! — сказала она, вдруг обернувшись к нему и
взяв его за руки. — Ну кто его оскорбляет? Что вы мне мораль читаете! Леонтий не жалуется, ничего не говорит… Я ему отдала всю жизнь, пожертвовала
собой: ему покойно, больше ничего не надо, а мне-то каково без любви! Какая бы другая связалась
с ним!..
— Ну, прощайте, я пойду, — сказал Марк. — А что Козлов делает? Отчего не
взяли его
с собой проветрить? Ведь и при нем можно… купаться — он не увидит. Вон бы тут под деревом из Гомера декламировал! — заключил он и, поглядевши дерзко на Ульяну Андреевну и на m-r Шарля, ушел.
Райский сунул письмо в ящик, а сам,
взяв фуражку, пошел в сад, внутренне сознаваясь, что он идет взглянуть на места, где вчера ходила, сидела, скользила, может быть, как змея,
с обрыва вниз, сверкая красотой, как ночь, — Вера, все она, его мучительница и идол, которому он еще лихорадочно дочитывал про
себя — и молитвы, как идеалу, и шептал проклятия, как живой красавице, кидая мысленно в нее каменья.
— Да что это вы идете, как черепаха! Пойдемте к обрыву, спустимся к Волге,
возьмем лодку, покатаемся! — продолжала она, таща его
с собой, то смеясь, то вдруг задумываясь.
— Без грозы не обойдется, я сильно тревожусь, но, может быть, по своей доброте, простит меня. Позволяю
себе вам открыть, что я люблю обеих девиц, как родных дочерей, — прибавил он нежно, — обеих на коленях качал, грамоте вместе
с Татьяной Марковной обучал; это — как моя семья. Не измените мне, — шепнул он, — скажу конфиденциально, что и Вере Васильевне в одинаковой мере я
взял смелость изготовить в свое время, при ее замужестве, равный этому подарок, который, смею думать, она благосклонно примет…
Наконец бросилась к свечке, схватила ее и осветила шкаф. Там,
с ожесточенным нетерпением,
взяла она мантилью на белом пуху, еще другую, черную, шелковую, накинула первую на
себя, а на нее шелковую, отбросив пуховую косынку прочь.
Он
взял ее за руку — и в ней тревога мгновенно стихла. Она старалась только отдышаться от скорой ходьбы и от борьбы
с Райским, а он, казалось, не мог одолеть в
себе сильно охватившего его чувства — радости исполнившегося ожидания.
Новое учение не давало ничего, кроме того, что было до него: ту же жизнь, только
с уничижениями, разочарованиями, и впереди обещало — смерть и тлен.
Взявши девизы своих добродетелей из книги старого учения, оно обольстилось буквою их, не вникнув в дух и глубину, и требовало исполнения этой «буквы»
с такою злобой и нетерпимостью, против которой остерегало старое учение. Оставив
себе одну животную жизнь, «новая сила» не создала, вместо отринутого старого, никакого другого, лучшего идеала жизни.
Оба молчали, не зная, что сталось
с беседкой. А
с ней сталось вот что. Татьяна Марковна обещала Вере, что Марк не будет «ждать ее в беседке», и буквально исполнила обещание. Через час после разговора ее
с Верой Савелий,
взяв человек пять мужиков,
с топорами, спустился
с обрыва, и они разнесли беседку часа в два, унеся
с собой бревна и доски на плечах. А бабы и ребятишки, по ее же приказанию, растаскали и щепы.
— Садитесь, сядем рядом, сюда! — пригласила она и,
взяв его за руку, усадила рядом
с собой, шаловливо завесив его салфеткой, как делают
с детьми и стариками.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
— Не примечал! ровна была… // Одно: к начальству кликнули, // Пошла… а ни целковика, // Ни новины, пропащая, //
С собой и не
взяла!
Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный! Нашел деньги, ни
с кем не делись. Все
себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.
Но пастух на все вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов,
взять его
с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед
себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись
с нею, прямо направился к ее письменному столу и,
взяв ключи, отворил ящик.