Неточные совпадения
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости ушли домой, а
Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях доброго старого времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или
просил рюмочку мадеры.
«Э! так нельзя, нет!..» — горячился он про себя — и тут же сам себя внутренне уличил, что он
просит у
Веры «на водку» за то, что поступал «справедливо».
— Какая ты красная,
Вера: везде свобода! Кто это нажужжал тебе про эту свободу!.. Это, видно, какой-то дилетант свободы! Этак нельзя
попросить друг у друга сигары или поднять тебе вот этот платок, что ты уронила под ноги, не сделавшись крепостным рабом! Берегись: от свободы до рабства, как от разумного до нелепого — один шаг! Кто это внушил тебе?
— Я ничего не требую,
Вера, я
прошу только дать мне уехать спокойно: вот все! Будь проклят, кто стеснит твою свободу…
— Это уж не они, а я виноват, — сказал Тушин, — я только лишь узнал от Натальи Ивановны, что
Вера Васильевна собираются домой, так и стал
просить сделать мне это счастье…
— Уж он в книжную лавку ходил с ними: «Вот бы, — говорит купцам, — какими книгами торговали!..» Ну, если он проговорится про вас, Марк! — с глубоким и нежным упреком сказала
Вера. — То ли вы обещали мне всякий раз, когда расставались и
просили видеться опять?
Вера вечером пришла к ужину, угрюмая,
попросила молока, с жадностью выпила стакан и ни с кем не сказала ни слова.
Он с нетерпением ожидал
Веры. Наконец она пришла. Девушка принесла за ней теплое пальто, шляпку и ботинки на толстой подошве. Она, поздоровавшись с бабушкой,
попросила кофе, с аппетитом съела несколько сухарей и напомнила Райскому просьбу свою побывать с ней в городе, в лавках, и потом погулять вместе в поле и в роще.
Но вот два дня прошли тихо; до конца назначенного срока, до недели, было еще пять дней. Райский рассчитывал, что в день рождения Марфеньки, послезавтра,
Вере неловко будет оставить семейный круг, а потом, когда Марфенька на другой день уедет с женихом и с его матерью за Волгу, в Колчино, ей опять неловко будет оставлять бабушку одну, — и таким образом неделя пройдет, а с ней минует и туча.
Вера за обедом
просила его зайти к ней вечером, сказавши, что даст ему поручение.
— И слава Богу,
Вера! Опомнись, приди в себя немного, ты сама не пойдешь! Когда больные горячкой мучатся жаждой и
просят льду — им не дают. Вчера, в трезвый час, ты сама предвидела это и указала мне простое и самое действительное средство — не пускать тебя — и я не пущу…
— Это голос страсти, со всеми ее софизмами и изворотами! — сказал он, вдруг опомнившись. —
Вера, ты теперь в положении иезуита. Вспомни, как ты
просила вчера, после своей молитвы, не пускать тебя!.. А если ты будешь проклинать меня за то, что я уступил тебе, на кого тогда падет ответственность?
Про
Веру сказали тоже, когда послали ее звать к чаю, что она не придет. А ужинать
просила оставить ей, говоря, что пришлет, если захочет есть. Никто не видал, как она вышла, кроме Райского.
— Какой удар нанес я тебе! — шептал он в ужасе. — Я даже прощения не
прошу: оно невозможно! Ты видишь мою казнь,
Вера…
Вера была бледна, лицо у ней как камень; ничего не прочтешь на нем. Жизнь точно замерзла, хотя она и говорит с Марьей Егоровной обо всем, и с Марфенькой и с Викентьевым. Она заботливо спросила у сестры, запаслась ли она теплой обувью, советовала надеть плотное шерстяное платье, предложила свой плед и
просила, при переправе чрез Волгу, сидеть в карете, чтоб не продуло.
А он требовал не только честности, правды, добра, но и
веры в свое учение, как требует ее другое учение, которое за нее обещает — бессмертие в будущем и, в залог этого обещания, дает и в настоящем просимое всякому, кто
просит, кто стучится, кто ищет.
Она послала узнать, что
Вера, прошла ли голова, придет ли она к обеду?
Вера велела отвечать, что голове легче,
просила прислать обед в свою комнату и сказала, что ляжет пораньше спать.
— Надо! Он велит смириться, — говорила старуха, указывая на небо, —
просить у внучки прощения. Прости меня,
Вера, прежде ты. Тогда и я могу простить тебя… Напрасно я хотела обойти тайну, умереть с ней… Я погубила тебя своим грехом…
— Я хотела
просить Ивана Иваныча, — продолжала
Вера, — но ты знаешь сама, как он любит меня, какие надежды были у него… Сводить его с человеком, который все это уничтожил, — нельзя!
—
Попроси его ко мне, а
Вере не говори ни слова.
— «Иван Иванович!» — сказала
Вера умоляющим голосом. «
Вера Васильевна! — перебил он, — решите, идти мне завтра к Татьяне Марковне и
просить вашей руки или кинуться в Волгу!..»
Неточные совпадения
— Молитесь Богу и
просите Его. Даже святые отцы имели сомнения и
просили Бога об утверждении своей
веры. Дьявол имеет большую силу, и мы не должны поддаваться ему. Молитесь Богу,
просите Его. Молитесь Богу, — повторил он поспешно.
Она мне кинула взгляд, исполненный любви и благодарности. Я привык к этим взглядам; но некогда они составляли мое блаженство. Княгиня усадила дочь за фортепьяно; все
просили ее спеть что-нибудь, — я молчал и, пользуясь суматохой, отошел к окну с
Верой, которая мне хотела сказать что-то очень важное для нас обоих… Вышло — вздор…
Пусть видят все, весь Петербург, как милостыни
просят дети благородного отца, который всю жизнь служил
верою и правдой и, можно сказать, умер на службе.
— Моралист, хех! Неплохое ремесло. Ну-ко, выпьем, моралист! Легко, брат, убеждать людей, что они — дрянь и жизнь их — дрянь, они этому тоже легко верят, черт их знает почему! Именно эта их
вера и создает тебе и подобным репутации мудрецов. Ты — не обижайся, —
попросил он, хлопнув ладонью по колену Самгина. — Это я говорю для упражнения в острословии. Обязательно, братец мой, быть остроумным, ибо чем еще я куплю себе кусок удовольствия?
— Да, кабы не вы, погибла бы совсем, — сказала тетка. — Спасибо вам. Видеть же вас я хотела затем, чтобы
попросить вас передать письмо
Вере Ефремовне, — сказала она, доставая письмо из кармана. — Письмо не запечатано, можете прочесть его и разорвать или передать, — что найдете более сообразным с вашими убеждениями, — сказала она. — В письме нет ничего компрометирующего.