Неточные совпадения
На всякую другую жизнь у него не
было никакого взгляда, никаких понятий, кроме тех, какие дают свои и иностранные газеты. Петербургские страсти, петербургский взгляд, петербургский годовой обиход пороков и добродетелей, мыслей, дел, политики и даже, пожалуй, поэзии — вот где вращалась жизнь его, и он не порывался из этого круга, находя в нем
полное до роскоши удовлетворение своей натуре.
Она
была из старинного богатого дома Пахотиных. Матери она лишилась еще до замужества, и батюшка ее, состоявший в
полном распоряжении супруги, почувствовав себя на свободе, вдруг спохватился, что молодость его рано захвачена
была женитьбой и что он не успел пожить и пожуировать.
Личным приказом она удостаивала немногих: по домашнему хозяйству Василисе отдавала их, а по деревенскому — приказчику или старосте. Кроме Василисы, никого она не называла
полным именем, разве уже встретится такое имя, что его никак не сожмешь и не обрежешь, например, мужики: Ферапонт и Пантелеймон так и назывались Ферапонтом и Пантелеймоном, да старосту звала она Степан Васильев, а прочие все
были: Матрешка, Машутка, Егорка и т. д.
Наташа похорошела,
пополнела,
была весела, но ни разу на лице у ней не блеснул таинственный луч затаенного, сдержанного упоения, никогда — потерянного, безумного взгляда, которым выговаривается пожирающее душу пламя.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он
был не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором,
полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Что ей меня доставать? Я такой маленький человек, что она и не заметит меня.
Есть у меня книги, хотя и не мои… (он робко поглядел на Райского). Но ты оставляешь их в моем
полном распоряжении. Нужды мои не велики, скуки не чувствую;
есть жена: она меня любит…
— Бабушка! заключим договор, — сказал Райский, — предоставим
полную свободу друг другу и не
будем взыскательны! Вы делайте, как хотите, и я
буду делать, что и как вздумаю… Обед я ваш съем сегодня за ужином, вино
выпью и ночь всю пробуду до утра, по крайней мере сегодня. А куда завтра денусь, где
буду обедать и где ночую — не знаю!
Тогда все люди казались ему евангельскими гробами,
полными праха и костей. Бабушкина старческая красота, то
есть красота ее характера, склада ума, старых цельных нравов, доброты и проч., начала бледнеть. Кое-где мелькнет в глаза неразумное упорство, кое-где эгоизм; феодальные замашки ее казались ему животным тиранством, и в минуты уныния он не хотел даже извинить ее ни веком, ни воспитанием.
Она казалась
полною, потому что разбухла от сиденья и затворничества, и иногда жаловалась на одышку. Она и Яков
были большие постники, и оба набожные.
В это время из залы с шумом появилась Полина Карповна, в кисейном платье, с широкими рукавами, так что ее
полные, белые руки видны
были почти до плеч. За ней шел кадет.
— Ступай, мне больше ничего не надо — только не бей, пожалуйста, Марину — дай ей
полную свободу: и тебе, и ей лучше
будет… — сказал Райский.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо, читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля
есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там
полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
Драма гонений
была в
полном разгаре, родительские увещания, в длиннейших и нестерпимо скучных сентенциях, гремели над головой любящихся.
— Нет, не так. Если б, например, ты разделила мою страсть, мое впечатление упрочилось бы навсегда, мы бы женились… Стало
быть — на всю жизнь. Идеал
полного счастья у меня неразлучен с идеалом семьи…
«Послезавтра
будет среда, — мелькнуло соображение в голове у Райского, — а она возвращается в четверг… Да, да, судьба вытаскивает меня… Не лучше ли бы уехать дальше, совсем отсюда — для
полного подвига?»
Райский знал и это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль, то
есть не вдруг удаляться от этих мест и не класть сразу непреодолимой дали между ею и собою, чтобы не вдруг оборвался этот нерв, которым он так связан
был и с живой,
полной прелести, стройной и нежной фигурой Веры, и с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
На другой день к вечеру он получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила
полную готовность помочь ему победить страсть (слово
было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же день, то
есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Недели через полторы Марфенька вернулась с женихом и с его матерью из-за Волги, еще веселее, счастливее и здоровее, нежели поехала. Оба успели
пополнеть. Оба привезли
было свой смех, живость, шум, беготню, веселые разговоры.
Она сунула свою руку ему под руку и подвела к столу, на котором стоял
полный, обильный завтрак. Он оглядывал одно блюдо за другим. В двух хрустальных тарелках
была икра.
— «Нет, Иван Иванович, дайте мне (это она говорит) самой решить, могу ли я отвечать вам таким же
полным, глубоким чувством, какое питаете вы ко мне. Дайте полгода, год срока, и тогда я скажу — или нет, или то да, какое…» Ах! какая духота у вас здесь! нельзя ли сквозного ветра? («не
будет ли сочинять? кажется, довольно?» — подумал Райский и взглянул на Полину Карповну).
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не
было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.