Неточные совпадения
Одно
только нарушало его спокойствие — это геморрой от сидячей жизни;
в перспективе представлялось для него тревожное событие — прервать на время эту жизнь и
побывать где-нибудь на водах. Так грозил ему доктор.
Только совестясь опекуна, не бросал Райский этой пытки, и кое-как
в несколько месяцев удалось ему сладить с первыми шагами. И то он все капризничал: то играл не тем пальцем, которым требовал учитель, а каким казалось ему ловчее, не хотел играть гамм, а ловил ухом мотивы, какие западут
в голову, и
бывал счастлив, когда удавалось ему уловить ту же экспрессию или силу, какую слышал у кого-нибудь и поразился ею, как прежде поразился штрихами и точками учителя.
«Меланхолихой» звали какую-то бабу
в городской слободе, которая простыми средствами лечила «людей» и снимала недуги как рукой.
Бывало, после ее леченья, иного скоробит на весь век
в три погибели, или другой перестанет говорить своим голосом, а
только кряхтит потом всю жизнь; кто-нибудь воротится от нее без глаз или без челюсти — а все же боль проходила, и мужик или баба работали опять.
— Очень просто. Он тогда
только что воротился из-за границы и
бывал у нас, рассказывал, что делается
в Париже, говорил о королеве, о принцессах, иногда обедал у нас и через княгиню сделал предложение.
Целые миры отверзались перед ним, понеслись видения, открылись волшебные страны. У Райского широко открылись глаза и уши: он видел
только фигуру человека
в одном жилете, свеча освещала мокрый лоб, глаз было не видно. Борис пристально смотрел на него, как,
бывало, на Васюкова.
Он видел, что заронил
в нее сомнения, что эти сомнения — гамлетовские. Он читал их у ней
в сердце: «
В самом ли деле я живу так, как нужно? Не жертвую ли я чем-нибудь живым, человеческим, этой мертвой гордости моего рода и круга, этим приличиям? Ведь надо сознаться, что мне иногда
бывает скучно с тетками, с папа и с Catherine… Один
только cousin Райский…»
— Вот что значит Олимп! — продолжал он. — Будь вы просто женщина, не богиня, вы бы поняли мое положение, взглянули бы
в мое сердце и поступили бы не сурово, а с пощадой, даже если б я был вам совсем чужой. А я вам близок. Вы говорите, что любите меня дружески, скучаете, не видя меня… Но женщина
бывает сострадательна, нежна, честна, справедлива
только с тем, кого любит, и безжалостна ко всему прочему. У злодея под ножом скорее допросишься пощады, нежели у женщины, когда ей нужно закрыть свою любовь и тайну.
—
В конце лета суда с арбузами придут, — продолжала она, — сколько их тут столпится! Мы покупаем
только мочить, а к десерту свои есть, крупные, иногда
в пуд весом
бывают. Прошлый год больше пуда один был, бабушка архиерею отослала.
Только когда он углубится
в длинные разговоры с Райским или слушает лекцию о древней и чужой жизни, читает старца-классика, — тогда
только появлялась вдруг у него жизнь
в глазах, и глаза эти
бывали умны, оживленны.
— Что вы за стары: нет еще! — снисходительно заметила она, поддаваясь его ласке. — Вот
только у вас
в бороде есть немного белых волос, а то ведь вы иногда
бываете прехорошенький… когда смеетесь или что-нибудь живо рассказываете. А вот когда нахмуритесь или смотрите как-то особенно… тогда вам точно восемьдесят лет…
А если и
бывает, то
в сфере рабочего человека,
в приспособлении к делу грубой силы или грубого уменья, следовательно, дело рук, плечей, спины: и то дело вяжется плохо, плетется кое-как; поэтому рабочий люд, как рабочий скот, делает все из-под палки и норовит
только отбыть свою работу, чтобы скорее дорваться до животного покоя.
«Странно, как мне знаком этот прозрачный взгляд! — думал он, — таков
бывает у всех женщин, когда они обманывают! Она меня усыпляет… Что бы это значило? Уж
в самом деле не любит ли она? У ней
только и речи, чтоб „не стеснять воли“. Да нет… кого здесь!..»
Случалось даже, что по нескольку дней не
бывало и раздражения, и Вера являлась ему безразлично с Марфенькой: обе казались парой прелестных институток на выпуске, с институтскими тайнами, обожанием, со всею мечтательною теориею и взглядами на жизнь, какие
только устанавливаются
в голове институтки — впредь до опыта, который и перевернет все вверх дном.
Надежда быть близким к Вере питалась
в нем не одним
только самолюбием: у него не было нахальной претензии насильно втереться
в сердце, как
бывает у многих писаных красавцев, у крепких, тупоголовых мужчин, — и чем бы ни было — добиться успеха. Была робкая, слепая надежда, что он может сделать на нее впечатление, и пропала.
Райский узнал, что Тушин встречал Веру у священника, и даже приезжал всякий раз нарочно туда, когда узнавал, что Вера гостит у попадьи. Это сама Вера сказывала ему. И Вера с попадьей
бывали у него
в усадьбе, прозванной Дымок, потому что издали, с горы,
в чаще леса, она
только и подавала знак своего существования выходившим из труб дымом.
Бабушка уже успела
побывать у нее
в комнате, когда она
только что встала с постели. Проснувшись и поглядев вокруг себя, Марфенька ахнула от изумления и внезапной радости.
«…и потому еще, что я сам
в горячешном положении. Будем счастливы, Вера! Убедись, что вся наша борьба, все наши нескончаемые споры были
только маской страсти. Маска слетела — и нам спорить больше не о чем. Вопрос решен. Мы,
в сущности, согласны давно. Ты хочешь бесконечной любви: многие хотели бы того же, но этого не
бывает…»