Неточные совпадения
— Нет, портрет — это слабая,
бледная копия; верен только один луч ваших
глаз, ваша улыбка, и то не всегда: вы редко так смотрите и улыбаетесь, как будто боитесь. Но иногда это мелькнет; однажды мелькнуло, и я поймал, и только намекнул
на правду, и уж смотрите, что вышло. Ах, как вы были хороши тогда!
Глядя с напряженным любопытством вдаль,
на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой
на окно. Белое, даже
бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в
глаза и ослепило его.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо
бледное, исхудалое,
глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке
на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях,
глаза и рот.
На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
Она обернулась
на этот тон его голоса, взглянула
на него пристально;
глаза у ней открылись широко, с изумлением. Она увидела
бледное лицо, какого никогда у него не видала, и, казалось, читала или угадывала смысл этого нового лица, нового Райского.
И сделала повелительный жест рукой, чтоб он шел. Он вышел в страхе,
бледный, сдал все
на руки Якову, Василисе и Савелью и сам из-за угла старался видеть, что делается с бабушкой. Он не спускал
глаз с ее окон и дверей.
Снаружи она казалась всем покойною, но
глаза у ней впали, краски не появлялись
на бледном лице, пропала грация походки, свобода движений. Она худела и видимо томилась жизнью.
Вера была грустнее, нежели когда-нибудь. Она больше лежала небрежно
на диване и смотрела в пол или ходила взад и вперед по комнатам старого дома,
бледная, с желтыми пятнами около
глаз.
Когда Вера, согретая в ее объятиях, тихо заснула, бабушка осторожно встала и, взяв ручную лампу, загородила рукой свет от
глаз Веры и несколько минут освещала ее лицо, глядя с умилением
на эту
бледную, чистую красоту лба, закрытых
глаз и
на все, точно рукой великого мастера изваянные, чистые и тонкие черты белого мрамора, с глубоким, лежащим в них миром и покоем.
А Райский, молча, сосредоточенно,
бледный от артистического раздражения, работал над ее
глазами, по временам взглядывая
на Веру, или глядел мысленно в воспоминание о первой встрече своей с нею и о тогдашнем страстном впечатлении. В комнате была могильная тишина.
Неточные совпадения
У круглого стола под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чем-то тихо разговаривая. Невысокий, худощавый человек с женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами, очень
бледный, красивый, с блестящими, прекрасными
глазами и длинными волосами, лежавшими
на воротнике его сюртука, стоял
на другом конце, оглядывая стену с портретами. Поздоровавшись с хозяйкой и с Алексеем Александровичем, Степан Аркадьич невольно взглянул еще раз
на незнакомого человека.
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня:
бледный, он лежал
на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные
глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Я пристально посмотрел ему в
глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и
бледные губы его улыбнулись; но, несмотря
на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти
на бледном лице его.
Я стоял против нее. Мы долго молчали; ее большие
глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее
на надежду; ее
бледные губы напрасно старались улыбнуться; ее нежные руки, сложенные
на коленах, были так худы и прозрачны, что мне стало жаль ее.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке
на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых
на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье
на лавке, с пером в руках, чернилами
на пальцах и даже
на губах, вечная пропись перед
глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он
бледную память.