Цитаты со словом «начиная»
Утро уходило у него на мыканье по свету, то есть по гостиным, отчасти на дела и службу, — вечер нередко он
начинал спектаклем, а кончал всегда картами в Английском клубе или у знакомых, а знакомы ему были все.
— Да — и конец всему, и
начало скуке! — задумчиво повторил Райский. — А я не хочу конца! Успокойся, за меня бы ее и не отдали!
Особенно красив он был, когда с гордостью вел под руку Софью Николаевну куда-нибудь на бал, на общественное гулянье. Не знавшие его почтительно сторонились, а знакомые, завидя шалуна,
начинали уже улыбаться и потом фамильярно и шутливо трясти его за руку, звали устроить веселый обед, рассказывали на ухо приятную историю…
— И чем ты сегодня не являлся перед кузиной! Она тебя Чацким назвала… А ты был и Дон-Жуан и Дон-Кихот вместе. Вот умудрился! Я не удивлюсь, если ты наденешь рясу и
начнешь вдруг проповедовать…
Жаль, что ей понадобилась комедия, в которой нужны и
начало и конец, и завязка и развязка, а если б она писала роман, то, может быть, и не бросила бы.
— Я стал очеловечиваться с тех пор, как
начал получать по две тысячи, и теперь вот понимаю, что вопросы о гуманности неразрывны с экономическими…
— Как прощай: а портрет Софьи!.. На днях
начну. Я забросил академию и не видался ни с кем. Завтра пойду к Кирилову: ты его знаешь?
Это был учитель математики. Он пошел к доске, написал задачу,
начал толковать.
Между тем вне класса
начнет рассказывать о какой-нибудь стране или об океане, о городе — откуда что берется у него! Ни в книге этого нет, ни учитель не рассказывал, а он рисует картину, как будто был там, все видел сам.
Директор подслушал однажды, когда он рассказывал, как дикие ловят и едят людей, какие у них леса, жилища, какое оружие, как они сидят на деревьях, охотятся за зверями, даже
начал представлять, как они говорят горлом.
Искусства дались ему лучше наук. Правда, он и тут затеял пустяки: учитель недели на две посадил весь класс рисовать зрачки, а он не утерпел, приделал к зрачку нос и даже
начал было тушевать усы, но учитель застал его и сначала дернул за вихор, потом, вглядевшись, сказал...
Райский
начал мысленно глядеть, куда глядит Васюков, и видеть, что он видит. Не стало никого вокруг: ни учеников, ни скамей, ни шкафов. Все это закрылось точно туманом.
— Послушай, Борис, —
начал он, — к чему ты готовишь себя, я давно хотел спросить тебя?
А
начинают они от бедности, из куска хлеба — спроси: все большею частью вольноотпущенные, мещане или иностранцы, даже жиды.
Учитель-немец, как Васюков, прежде всего исковеркал ему руки и
начал притопывать ногой и напевать, следя за каждым ударом по клавишу: а-а-у-у-о-о.
Она управляла им, как маленьким царством, мудро, экономично, кропотливо, но деспотически и на феодальных
началах.
Верочка была с черными, вострыми глазами, смугленькая девочка, и уж
начинала немного важничать, стыдиться шалостей: она скакнет два-три шага по-детски и вдруг остановится и стыдливо поглядит вокруг себя, и пойдет плавно, потом побежит, и тайком, быстро, как птичка клюнет, сорвет ветку смородины, проворно спрячет в рот и сделает губы смирно.
— Как чем! — И
начала высчитывать сотни и тысячи…
Она обливала взглядом Райского; нужды ей нет, что он был ранний юноша, успела ему сказать, что у него глаза и рот обворожительны и что он много побед сделает,
начиная с нее…
Татьяну Марковну и Райского все встретили шумно, громко, человеческими голосами, собачьим лаем, поцелуями, двиганьем стульев и сейчас
начали кормить завтраком, поить кофе, потчевать ягодами.
Райский
начал писать и стихи, и прозу, показал сначала одному товарищу, потом другому, потом всему кружку, а кружок объявил, что он талант.
Другой «пророк» прочел
начало его романа и пригласил Райского к себе.
Он робко пришел туда и осмотрелся кругом. Все сидят молча и рисуют с бюстов. Он
начал тоже рисовать, но через два часа ушел и стал рисовать с бюста дома.
Робко ушел к себе Райский, натянул на рамку холст и
начал чертить мелом. Три дня чертил он, стирал, опять чертил и, бросив бюсты, рисунки, взял кисть.
— Что мне вам рассказывать? Я не знаю, с чего
начать. Paul сделал через княгиню предложение, та сказала maman, maman теткам; позвали родных, потом объявили папа… Как все делают.
— Нет, нет, кузина: не так рассказываете.
Начните, пожалуйста, с воспитания. Как, где вы воспитывались? Прежде расскажите ту «глупость»…
— Сам съездил, нашел его convalescent [выздоравливающим (фр.).] и привез к нам обедать. Maman сначала было рассердилась и
начала сцену с папа, но Ельнин был так приличен, скромен, что и она пригласила его на наши soirees musicales и dansantes. [музыкальные и танцевальные вечера (фр.).] Он был хорошо воспитан, играл на скрипке…
— Право, осел! — повторил он и сам сел за фортепиано и
начал брать сильные аккорды, чтоб заглушить виолончель. Потом залился веселою трелью, перебрал мотивы из нескольких опер, чтоб не слыхать несносного мычанья, и насилу забылся за импровизацией.
Долго сидел он в задумчивом сне, потом очнулся, пересел за письменный стол и
начал перебирать рукописи, — на некоторых останавливался, качал головой, рвал и бросал в корзину, под стол, другие откладывал в сторону.
Он был уверен, что встретит это всегда, долго наслаждался этой уверенностью, а потом в ней же нашел зерно скуки и
начало разложения счастья.
Потом со вздохом спрятал тетрадь, взял кучку белых листков и
начал набрасывать программу нового своего романа.
Но она была неприступна. Он стал уставать,
начала пробиваться скука…
Кирилов махнул рукой и
начал ходить по комнате.
Он даже быстро схватил новый натянутый холст, поставил на мольберт и
начал мелом крупно чертить молящуюся фигуру. Он вытянул у ней руку и задорно, с яростью, выделывал пальцы; сотрет, опять начертит, опять сотрет — все не выходит!
Его стало грызть нетерпение, которое, при первом неудачном чертеже, перешло в озлобление. Он стер, опять
начал чертить медленно, проводя густые, яркие черты, как будто хотел продавить холст. Уже то отчаяние, о котором говорил Кирилов, начало сменять озлобление.
— Кузина, бросьте этот тон! —
начал он дружески, горячо и искренно, так что она почти смягчилась и мало-помалу приняла прежнюю, свободную, доверчивую позу, как будто видела, что тайна ее попала не в дурные руки, если только тут была тайна.
— Но… —
начал он опять нежным дружеским голосом, — я вас люблю, кузина (она выпрямилась), всячески люблю, и больше всего люблю за эту поразительную красоту; вы владеете мной невольно и бессознательно. Вы можете сделать из меня все — вы это знаете…
— Послушайте, cousin… —
начала она и остановилась на минуту, затрудняясь, по-видимому, продолжать, — положим, если б… enfin si c’etait vrai [словом, если б это была правда (фр.).] — это быть не может, — скороговоркой, будто в скобках, прибавила она, — но что… вам… за дело после того, как…
— Но вы его не знаете, cousin! — возражала она с полуулыбкой,
начиная наслаждаться его внезапной раздражительностью.
Он исподлобья смотрел на нее. Она опять становилась задумчива и холодна; опять осторожность
начала брать верх.
Члены стали жизненны, телесны; статуя шевелилась, широко глядела лучистыми глазами вокруг, чего-то просила, ждала, о чем-то
начала тосковать. Воздух наполнился теплом; над головой распростерлись ветви; у ног явились цветы…
— Какой ты нехороший стал… — сказала она, оглядывая его, — нет, ничего, живет! загорел только! Усы тебе к лицу. Зачем бороду отпускаешь! Обрей, Борюшка, я не люблю… Э, э! Кое-где седые волоски: что это, батюшка мой, рано стареться
начал!
— Не хочу, братец, не надо… —
начала она с иронией повторять и засмеялась. — Не надо так не надо! — прибавила она и вздохнула, лукаво поглядывая на него.
— Ужели? А у нас уж отцвели, теперь акации
начинают цвести. Для меня праздник, когда липы зацветут, — какой запах!
— Русские романсы;
начала итальянскую музыку, да учитель уехал. Я пою: «Una voce poco fa», [«В полуночной тишине» (ит.).] только трудно очень для меня. А вы поете?
— Я всегда прежде посмотрю, — продолжала она смелее, — и если печальный конец в книге — я не стану читать. Вон «Басурмана»
начала, да Верочка сказала, что жениха казнили, я и бросила.
Леонтий впадал в пристрастие к греческой и латинской грамоте и бывал иногда сух, казался педантичен, и это не из хвастовства, а потому, что она была ему мила, она была одеждой, сосудом, облекавшим милую, дорогую изученную им и приветливо открывавшуюся ему старую жизнь, давшую
начало настоящей и грядущей жизни.
Тут развернулись ее способности. Если кто, бывало, станет ревновать ее к другим, она
начнет смеяться над этим, как над делом невозможным, и вместе с тем умела казаться строгой, бранила волокит за то, что завлекают и потом бросают неопытных девиц.
— Стойте смирно, не шевелитесь! — сказала она, взяла в одну руку борт его сюртука, прижала пуговицу и другой рукой живо
начала сновать взад и вперед иглой мимо носа Леонтья.
— Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить… —
начал было он.
Цитаты из русской классики со словом «начиная»
Ассоциации к слову «начинать»
Синонимы к слову «начиная»
Предложения со словом «начинать»
- Люди уже начинали понимать, что случилось необратимое, однако всё ещё жили привычной жизнью мирных граждан.
- С юных лет он уже начинает понимать, что под людей можно легко подстраиваться.
- Это – те желания, с которыми вы уже можете начинать работать.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «начинать»
Афоризмы русских писателей со словом «начинать»
- Так же как и смерть, загадка семьи не понятна, не разрешена. Династии, общества, империи обращались в прах, если в них начинала рушиться семья…
- Самосознание русского начинает рождаться в трагедии разрывания себя пополам меж стихийным востоком и умственным западом; его рост в преодоленье разрыва.
- Каждый человек — отдельная определенная личность, которой вторично не будет. Люди различаются по самой сущности души; их сходство только внешнее. Чем больше становится, кто сам собою, тем глубже начинает понимать себя, — яснее проступают его самобытные черты.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно