Если есть симпатия душ, если родственные
сердца чуют друг друга издалека, то никогда это не доказывалось так очевидно, как на симпатии Агафьи Матвеевны и Анисьи. С первого взгляда, слова и движения они поняли и оценили одна другую.
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен уехать из Заполья дня на два. Это еще было в первый раз, что Галактион не зашел проститься даже с детьми. Женское
сердце почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть… Дети спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской квартире. Там еще был свет, и Серафима видела в окно, что сестра сидит у лампы с Агнией. Незачем было и заходить.
— Я?.. Как мне не плакать, ежели у меня смертный час приближается?.. Скоро помру.
Сердце чует… А потом-то што будет? У вас, у баб, всего один грех, да и с тем вы не подсобились, а у нашего брата мужика грехов-то тьма… Вот ты пожалела меня и подошла, а я што думаю о тебе сейчас?.. Помру скоро, Аглаида, а зверь-то останется… Может, я видеть не могу тебя!..
— А кто тебя знает, кто ты таков и откуда ты выскочил! Только сердце мое,
сердце чуяло, все пять лет, всю интригу! А я-то сижу, дивлюсь: что за сова слепая подъехала? Нет, голубчик, плохой ты актер, хуже даже Лебядкина. Поклонись от меня графине пониже да скажи, чтобы присылала почище тебя. Наняла она тебя, говори? У ней при милости на кухне состоишь? Весь ваш обман насквозь вижу, всех вас, до одного, понимаю!
Неточные совпадения
«Счастливое дитя! — думал Райский, — спит и в ученом сне своем не
чует, что подле него эта любимая им римская голова полна тьмы, а
сердце пустоты, и что одной ей бессилен он преподать „образцы древних добродетелей“!»
Он прижал ее руку к груди и чувствовал, как у него бьется
сердце,
чуя близость… чего? наивного, милого ребенка, доброй сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
— Видно, и вправду, касатка, — говорила она, — правду-то боров сжевал. Делают, что хотят. Матвеевна говорит: ослобонят, а я говорю: нет, говорю, касатка,
чует мое
сердце, заедят они ее, сердешную, так и вышло, — говорила она, с удовольствием слушая звук своего голоса.
Снегурочка, обманщица, живи, // Люби меня! Не призраком лежала // Снегурочка в объятиях горячих: // Тепла была; и
чуял я у
сердца, // Как
сердце в ней дрожало человечье. // Любовь и страх в ее душе боролись. // От света дня бежать она молила. // Не слушал я мольбы — и предо мною // Как вешний снег растаяла она. // Снегурочка, обманщица не ты: // Обманут я богами; это шутка // Жестокая судьбы. Но если боги // Обманщики — не стоит жить на свете!