Неточные совпадения
— А у тебя разве ноги отсохли, что ты
не можешь постоять? Ты видишь, я озабочен — так и
подожди!
Не належался еще там? Сыщи письмо, что я вчера от старосты получил. Куда ты его дел?
— Да… оно в самом деле… — начал Алексеев, —
не следовало бы; но какой же деликатности
ждать от мужика? Этот народ ничего
не понимает.
Никто
не знал и
не видал этой внутренней жизни Ильи Ильича: все думали, что Обломов так себе, только лежит да кушает на здоровье, и что больше от него нечего
ждать; что едва ли у него вяжутся и мысли в голове. Так о нем и толковали везде, где его знали.
Няня
ждет его пробуждения. Она начинает натягивать ему чулочки; он
не дается, шалит, болтает ногами; няня ловит его, и оба они хохочут.
— Вот, сорок копеек на пустяки бросать! — заметила она. — Лучше
подождем,
не будет ли из города оказии туда. Ты вели узнавать мужикам.
— А! вот что! Ну, с Богом. Чего ж ты
ждешь? Еще года три-четыре, никто за тебя
не пойдет…
Накануне отъезда у него ночью раздулась губа. «Муха укусила, нельзя же с этакой губой в море!» — сказал он и стал
ждать другого парохода. Вот уж август, Штольц давно в Париже, пишет к нему неистовые письма, но ответа
не получает.
— Вот он, комплимент, которого я
ждала! — радостно вспыхнув, перебила она. — Знаете ли, — с живостью продолжала потом, — если б вы
не сказали третьего дня этого «ах» после моего пения, я бы, кажется,
не уснула ночь, может быть, плакала бы.
— Пойдемте домой, — серьезно,
не слушая его, сказала она, — ma tante
ждет.
— Вот вы о старом халате! — сказал он. — Я
жду, душа замерла у меня от нетерпения слышать, как из сердца у вас порывается чувство, каким именем назовете вы эти порывы, а вы… Бог с вами, Ольга! Да, я влюблен в вас и говорю, что без этого нет и прямой любви: ни в отца, ни в мать, ни в няньку
не влюбляются, а любят их…
— Да, да, — повторял он, — я тоже
жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам
не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем,
ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как
не любили ни отца, ни тетку, ни…
— Вот оно что! — с ужасом говорил он, вставая с постели и зажигая дрожащей рукой свечку. — Больше ничего тут нет и
не было! Она готова была к воспринятию любви, сердце ее
ждало чутко, и он встретился нечаянно, попал ошибкой… Другой только явится — и она с ужасом отрезвится от ошибки! Как она взглянет тогда на него, как отвернется… ужасно! Я похищаю чужое! Я — вор! Что я делаю, что я делаю? Как я ослеп! Боже мой!
Мне с самого начала следовало бы строго сказать вам: «Вы ошиблись, перед вами
не тот, кого вы
ждали, о ком мечтали.
У него шевельнулась странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо
ждала; а ему хотелось бы в эту минуту
не гордости и твердости, а слез, страсти, охмеляющего счастья, хоть на одну минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого покоя!
— Мне долго
ждать его прихода, — сказал Обломов, — может быть, вы передадите ему, что, по обстоятельствам, я в квартире надобности
не имею и потому прошу передать ее другому жильцу, а я, с своей стороны, тоже поищу охотника.
— Я больше
не могу
ждать, — решил он, отворяя дверь.
— Как угодно-с! — тихо прибавил Иван Матвеевич. — Да
не беспокойтесь: вам здесь будет удобно, — прибавил он. — А деньги… сестра
подождет.
«
Не хочу
ждать среды (писала Ольга): мне так скучно
не видеться подолгу с вами, что я завтра непременно
жду вас в три часа в Летнем саду».
Она надела белое платье, скрыла под кружевами подаренный им браслет, причесалась, как он любит; накануне велела настроить фортепьяно и утром попробовала спеть Casta diva. И голос так звучен, как
не был с дачи. Потом стала
ждать.
—
Не успеете: они, того и гляди, войдут; они думают, что вы нездоровы. Прощайте, я побегу: они одни,
ждут меня…
— За гордость, — сказала она, — я наказана, я слишком понадеялась на свои силы — вот в чем я ошиблась, а
не в том, чего ты боялся.
Не о первой молодости и красоте мечтала я: я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь еще жить для меня, — а ты уж давно умер. Я
не предвидела этой ошибки, а все
ждала, надеялась… и вот!.. — с трудом, со вздохом досказала она.
— Я
жду не уверений в любви, а короткого ответа, — перебила она почти сухо.
— Ты засыпал бы с каждым днем все глубже —
не правда ли? А я? Ты видишь, какая я? Я
не состареюсь,
не устану жить никогда. А с тобой мы стали бы жить изо дня в день,
ждать Рождества, потом Масленицы, ездить в гости, танцевать и
не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили Бога, что день скоро прошел, а утром просыпались бы с желанием, чтоб сегодня походило на вчера… вот наше будущее — да? Разве это жизнь? Я зачахну, умру… за что, Илья? Будешь ли ты счастлив…
Скажут, может быть, что в этом высказывается добросовестная домохозяйка, которой
не хочется, чтоб у ней в доме был беспорядок, чтоб жилец
ждал ночью на улице, пока пьяный дворник услышит и отопрет, что, наконец, продолжительный стук может перебудить детей…
Вы ошиблись (читал Штольц, ударяя на этом слове); пред вами
не тот, кого вы
ждали, о ком мечтали.
— Вот тут написано, — решил он, взяв опять письмо: — «Пред вами
не тот, кого вы
ждали, о ком мечтали: он придет, и вы очнетесь…» И полюбите, прибавлю я, так полюбите, что мало будет
не года, а целой жизни для той любви, только
не знаю… кого? — досказал он, впиваясь в нее глазами.
Обломов ушел к себе, думая, что кто-нибудь пришел к хозяйке: мясник, зеленщик или другое подобное лицо. Такой визит сопровождался обыкновенно просьбами денег, отказом со стороны хозяйки, потом угрозой со стороны продавца, потом просьбами
подождать со стороны хозяйки, потом бранью, хлопаньем дверей, калитки и неистовым скаканьем и лаем собаки — вообще неприятной сценой. Но подъехал экипаж — что бы это значило? Мясники и зеленщики в экипажах
не ездят. Вдруг хозяйка, в испуге, вбежала к нему.
Вечером Иван Матвеевич пришел в заведение сам
не свой. Тарантьев уже давно
ждал его там.
Он этого
не соображал ничего и только
ждал от нее многого впереди, но далеко впереди,
не проча никогда ее себе в подруги.
— Что ж ты
не отвечала на письмо своей приятельницы, Сонечки? — спросил он. — А я все
ждал, чуть
не опоздал на почту. Это уже третье письмо ее без ответа.
После «тумана» наставало светлое утро, с заботами матери, хозяйки; там манил к себе цветник и поле, там кабинет мужа. Только
не с беззаботным самонаслаждением играла она жизнью, а с затаенной и бодрой мыслью жила она, готовилась,
ждала…
— Ты
не видишься с людьми, я и забыл: пойдем, я все расскажу тебе… Знаешь, кто здесь у ворот, в карете,
ждет меня… Я позову сюда!