Неточные совпадения
«Боже мой! Да ведь я виновата: я попрошу у него
прощения… А в чем? — спросила потом. — Что я скажу ему: мсьё Обломов, я виновата, я завлекала… Какой стыд! Это неправда! — сказала она, вспыхнув и топнув ногой. — Кто
смеет это подумать?.. Разве я знала, что выйдет? А если б этого не было, если б не вырвалось у него… что тогда?.. — спросила она. — Не знаю…» — думала.
— Не туда, здесь ближе, —
заметил Обломов. «Дурак, — сказал он сам себе уныло, — нужно было объясниться! Теперь пуще разобидел. Не надо было напоминать: оно бы так и прошло, само бы забылось. Теперь, нечего делать, надо выпросить
прощение».
— Эгоизм! — досказал Обломов и не
смел взглянуть на Ольгу, не
смел говорить, не
смел просить
прощения.
— Да, соблазнил, потому что прежде она того полюбила, а теперь, поняв его, возненавидела, и
молит прощенья у того, который ее страстно и бескорыстно любит.
Неточные совпадения
Я хочу подставить другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и
молю Бога только о том, чтоб он не отнял у меня счастье
прощения!
Сейчас рассади их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-то прошла; да пусть отец Герасим наложит на них эпитимию, [Эпитимия — церковное наказание.] чтоб
молили у бога
прощения да каялись перед людьми».
Могущество! Я убежден, что очень многим стало бы очень смешно, если б узнали, что такая «дрянь» бьет на могущество. Но я еще более изумлю: может быть, с самых первых мечтаний моих, то есть чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя как на первом месте, всегда и во всех оборотах жизни. Прибавлю странное признание: может быть, это продолжается еще до сих пор. При этом
замечу, что я
прощения не прошу.
После ссылки я его мельком встретил в Петербурге и нашел его очень изменившимся. Убеждения свои он сохранил, но он их сохранил, как воин не выпускает
меча из руки, чувствуя, что сам ранен навылет. Он был задумчив, изнурен и сухо смотрел вперед. Таким я его застал в Москве в 1842 году; обстоятельства его несколько поправились, труды его были оценены, но все это пришло поздно — это эполеты Полежаева, это
прощение Кольрейфа, сделанное не русским царем, а русскою жизнию.
— Не
смеешь! Если б ты попросил
прощения, я, может быть, простила бы, а теперь… без чаю!