— Ольга, — наконец сказал он, — за что ты терзаешь себя? Ты меня любишь, ты не перенесешь разлуки! Возьми меня, как я есть,
люби во мне, что есть хорошего.
Неточные совпадения
«Еще к тетке обратилась! — думал он, — этого недоставало! Вижу, что ей жаль, что
любит, пожалуй… да этой любви можно, как товару на бирже, купить
во столько-то времени, на столько-то внимания, угодливости… Не ворочусь, — угрюмо думал он. — Прошу покорно, Ольга, девочка! по ниточке, бывало, ходила. Что с ней?»
А вас-то как
любил — помяни, Господи, его душеньку
во царствии своем!
С тех пор мы были с Ротшильдом в наилучших отношениях; он
любил во мне поле сражения, на котором он побил Николая, я был для него нечто вроде Маренго или Аустерлица, и он несколько раз рассказывал при мне подробности дела, слегка улыбаясь, но великодушно щадя побитого противника.
Неточные совпадения
О! я шутить не
люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать
во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Стародум. Тут не самолюбие, а, так называть, себялюбие. Тут себя
любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь. Я видел тут множество людей, которым
во все случаи их жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки.
11) Фердыщенко, Петр Петрович, бригадир. Бывший денщик князя Потемкина. При не весьма обширном уме был косноязычен. Недоимки запустил;
любил есть буженину и гуся с капустой.
Во время его градоначальствования город подвергся голоду и пожару. Умер в 1779 году от объедения.
Он ни
во что не вмешивался, довольствовался умеренными данями, охотно захаживал в кабаки покалякать с целовальниками, по вечерам выходил в замасленном халате на крыльцо градоначальнического дома и играл с подчиненными в носки, ел жирную пищу, пил квас и
любил уснащать свою речь ласкательным словом «братик-сударик».