Неточные совпадения
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он ведет Ольгу
к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся
грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной головой, подает ему руку и не знает, как ей глядеть на всех.
То улыбка блеснет у ней,
то слезы явятся,
то складка над бровью заиграет какой-то мыслью.
Как ей быть? Оставаться в нерешительном положении нельзя: когда-нибудь от этой немой игры и борьбы запертых в
груди чувств дойдет до слов — что она ответит о прошлом! Как назовет его и как назовет
то, что чувствует
к Штольцу?
Там караулила Ольга Андрея, когда он уезжал из дома по делам, и, завидя его, спускалась вниз, пробегала великолепный цветник, длинную тополевую аллею и бросалась на
грудь к мужу, всегда с пылающими от радости щеками, с блещущим взглядом, всегда с одинаким жаром нетерпеливого счастья, несмотря на
то, что уже пошел не первый и не второй год ее замужества.
Она пополнела;
грудь и плечи сияли
тем же довольством и полнотой, в глазах светились кротость и только хозяйственная заботливость.
К ней воротились
то достоинство и спокойствие, с которыми она прежде властвовала над домом, среди покорных Анисьи, Акулины и дворника. Она по-прежнему не ходит, а будто плавает, от шкафа
к кухне, от кухни
к кладовой, и мерно, неторопливо отдает приказания с полным сознанием
того, что делает.
Неточные совпадения
Сам Государев посланный //
К народу речь держал, //
То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, //
То ласкою попробует // И
грудь с крестами царскими // Во все четыре стороны // Повертывать начнет.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити мужу, после
того как она с ребенком у
груди спокойно уселась на привычном месте. — Я очень рада. А
то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего
к нему не чувствуешь.
Она села
к письменному столу, но, вместо
того чтобы писать, сложив руки на стол, положила на них голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей
грудью, как плачут дети.
«Разумеется», повторил он, когда в третий раз мысль его направилась опять по
тому же самому заколдованному кругу воспоминаний и мыслей, и, приложив револьвер
к левой стороне
груди и сильно дернувшись всей рукой, как бы вдруг сжимая ее в кулак, он потянул за гашетку.
Он стоял пред ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей глазами и прижимал
к груди сильные руки, как будто напрягая все силы свои, чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко, если б оно вместе с
тем не выражало страдания, которое трогало ее. Скулы его тряслись, и голос обрывался.